Все к лучшему

После ужина мы с Хоуп лежали в обнимку на диване в одной из множества богато убранных комнат, разбросанных там и сям в лабиринте коридоров огромной квартиры.

— Ну как тебе? — спросила она, прижимаясь ко мне.

— У тебя замечательные родители.

— Да ладно, — она легонько ткнула меня кулачком в грудь, — они вели себя ужасно. Но на самом деле ты им понравился.

— Я бы так не сказал.

— Ну я же не слепая.

— Нет. Я имею в виду, про то, что я им понравился. Что-то я этого не заметил.

Она хмыкнула и поцеловала меня.

— Твой отец, похоже, от меня не в восторге.

— Просто он за меня переживает.

Потому что он в тебя влюблен.

— Ага, — соглашаюсь я. — Наверно, ты права.

— Не бойся, у них все равно нет права голоса.

— Правда?

— Правда.

— То есть они не лишат тебя наследства?

Хоуп рассмеялась.

— Еще не хватало. Не забывай, я их единственная дочь-натуралка, а значит, что хочу, то и делаю. Полная свобода маневра.

— Значит, удача на моей стороне?

— Я на твоей стороне!

Она целует меня, я отвечаю на поцелуй, и мы начинаем ласкать друг друга прямо на диване, как подростки.

— Пойдем в мою комнату, — шепчет Хоуп.

— Шутишь? Твои родители сидят в гостиной.

— Ну и что, — она засовывает язык мне в ухо, а руку в штаны. — Пошли скорее.

Глава 16

Я добираюсь до дома около семи и вижу Джеда, который, как обычно, развалившись на диване, ест хлопья из коробки и смотрит «Вечерние развлечения».[5] Жить с Джедом — все равно что иметь щенка. Когда бы ни пришел домой, он всегда тут.

— Привет, — произносит он с набитым ртом и, заметив мой помятый вид, спрашивает: — Что с тобой?

— Мне в член засовывали трубку, — отвечаю я, плюхнувшись рядом с ним.

— А, цистоскопия, — говорит Джед с видом знатока.

— Тебе делали?

— Нет, что ты. Но я смотрел про нее передачу по образовательному каналу. — С тех пор как Джед стал круглые сутки смотреть телевизор, он неплохо поднахватался знаний. — А зачем тебе ее делали?

— У меня кровь в моче.

— Гематурия, — кивает Джед.

— Ну ты даешь! — удивляюсь я.

— Что там, — он показывает на телевизор, а потом на свою голову, — то и здесь.

— А ты не мог бы оторваться от дивана и принести мне тайленол?

— Не нужно никуда идти, — отвечает Джед, принимается шарить между диванными подушками и спустя минуту достает пузырек алеве. — Иногда у меня от телика болит голова, — поясняет он, заметив мое недоумение.

Я запиваю три таблетки колой из одной из недопитых банок, что громоздятся на журнальном столике.

— И что сказали? — интересуется Джед.

— Нашли какое-то пятнышко, — отвечаю я.

Джед отрывается от телевизора и с минуту смотрит на меня.

— Вот блин, — встревоженно произносит он.

— Может, и ничего страшного.

Он кивает.

— Может. Биопсию сделали?

— Ага.

— Когда будут результаты?

— В пятницу.

— А сегодня у нас что?

— Вторник.

— Ни фига себе, сколько ждать!

— Что поделать.

Мы сидим в угрюмом молчании, глядя на Мэри Харт,[6] оживленно обсуждающую беременность очередной знаменитости. Я вяло думаю, что Мэри перед съемками лучше бы пить поменьше кофе, а то она уже смахивает на собственную пародию в передаче «Субботним вечером в прямом эфире».[7]

— Да, кстати, — произносит Джед спустя несколько минут. — Твой отец здесь.

— Что?

— Он у тебя в комнате.

Я остолбенело таращусь на Джеда.

— Что он здесь делает?

Джед пожимает плечами.

— Он устал. Сказал, что хочет полежать.

— И ты вот так просто взял и пустил его ко мне в комнату?

— Да что он тебя, ограбит, что ли?

Я с трудом поднимаюсь с дивана.

— Поверить не могу, что ты его пустил.

— Представь себе, — раздражается Джед, — я имел наглость пустить старика отдохнуть в комнате его сына.

— Не дави на жалость. Ты его совсем не знаешь. И понятия не имеешь, что он нам сделал.

Джед кивает.

— Ты прав. Извини. Мне не стоило так говорить. — Он поднимает глаза на меня. — Знаешь, Зак, я своего отца почти не помню. Он умер, когда мне было семь лет. И мне его до сих пор ужасно не хватает, веришь? Когда у моей компании дела пошли в гору, ну, помнишь, когда я разбогател, мне безумно хотелось, чтобы отец был рядом и гордился мной. Без этого все казалось каким-то пустым, бессмысленным. А когда умер Раэль…

— Я понимаю, — тихо говорю я.

— В общем, все будет хорошо, — с этими словами он отворачивается к телевизору. — Рано или поздно я возьмусь за ум. Не век же пялиться в ящик. Но иногда мне ужасно не хватает отца, понимаешь? Он бы глянул на это безобразие и дал мне пинка, чтобы я наконец оторвал задницу от дивана и занялся делом. Вправил бы мне мозги.

— Едва ли мой отец способен хоть кому-то вправить мозги, — замечаю я.

— Значит, он такой же неудачник, как и мы, — пожимает плечами Джед. — Подумаешь! Дело-то не в этом. Главное, что вы оба живы. Нам ли с тобой не знать, до чего непредсказуема жизнь и как внезапно она кончается?

Первый раз со смерти Раэля Джед заговорил об этом, пусть и не напрямую.

— Джед…

— Что?

— За целый год это первый наш с тобой серьезный разговор.

— Вот видишь, твой отец положительно на нас влияет, — ухмыляется Джед, отводит глаза и снова таращится в телевизор.

Пятиминутка откровенности закончилась.