Всё к лучшему! (СИ)

"...Пристроился я, значит, к команде Ульянова и вплоть до 1919 года был с ним, старался, не светится понапрасну. В 1917 году, в апреле, уже начиналась революционная смута в Санкт Петербурге, и нас в вагоне, вместе с Зиновьевым, Ульяновым и рядом других революционеров, привезли из Швейцарии в Россию. Признаюсь, пришлось много поработать плазмоидом, очень все это было затратно. Ох, не хочу писать про этот период, не смотря на мой компьютер и информацию, скопленную за века, наделали мы всё же ошибок, но еще раз повторю, обошлось малой кровью. Считаю, что совесть свою, сильно не замарал...

Настал 1919 год, по информации из компьютера, я знал, что наступает час пик для следующей моей задачи. Тяжело меня отпускал Ульянов, даже назвал предателем России, с горяча, очень уж он привык к моим советам. Но все же понимал, что надо, ведь будущая вторая мировая война назревала. После проигрыша в первой мировой, в Германии настал демографический и экономический кризис, радикальные партии начинали проявляться. И опять, из России в Германию, меня повезли в переоборудованном, для моих нужд, вагоне. Десяток лучших своих латышских бойцов, Ульянов снарядил для моей охраны. Мы поехали в Мюнхен искать Адольфа Гитлера! Для него наступал поворотный момент в его жизни, с апреля до июня, надо было что-то сделать, в эти два месяца, по истории двадцатого века, из будущего, решалась его судьба, как будущего фюрера...

В конце марта, мы прибыли в Мюнхен. Подключили немецких друзей из коммунистической народной партии, и нашли, где стояла на постое седьмая рота первого резервного батальона второго Баварского пехотного полка, там и числился Гитлер действующим ефрейтором. Адольф в этот момент хотел начать художественную деятельность, всё картины свои пытался продвинуть..., да Миша, представляешь, он рисовал, и не плохо...

Ворваться в лагерь военизированного батальона, мы не могли по ряду причин, слишком уж это было рискованно. Пришлось устраивать представление: я стал богатым русским меценатом, эмигрирующий из Москвы в Европу. В Мюнхене снял самые богатые номера для себя и своей свиты. Пустили слухи по городу, будто бы странный русский скупает работы молодых художников, на меня вышла местная звезда кисти, Макс Цепер. Он то и вывел меня на незаурядный талант, не ограненный алмаз, мать его..., и ко мне пожаловал сам Адольф Гитлер, собственной персоной. Молодой, неуверенный в себе, он топтался в моей приёмной, держа в руках несколько своих картин. Его знаменитых усов еще не было, казался таким приятным человеком. Я смотрел на него в щелку и поражался..., честно скажу, испытал какой-то мистический страх, я то знал, что он несет на своих плечах в будущем. Да уж, тот день я помню как вчера!

Взяв себя в руки, я пригласил его в свой номер. Представился, мой немецкий был вполне сносным, так о "ни о чём" и говорили. Надо было понять этого человека, я еще сам не решил, что буду делать. Принесли дорогое вино, он немного раскрепостился, я, лично, не сделал ни одного глотка, нашей с тобой Миша, попойки, мне хватило на годы вперед. И вот, после третьего бокала, я увидел его истинное лицо..., как-то самопроизвольно, разговор переключился на азиатов..., а потом и на евреев. Ты бы слышал его речь..., это был уже не человек. Глаза горели адским огнем, поначалу, я дурак, подумал, что надо поговорить с ним о будущем, по мирному, но после его речи, я увидел уже сформировавшегося Зверя. Извинившись, я вышел из номера, и прошёл в соседнее, там ждали моих приказов помощники.

Ты понимаешь Миша, я это всё затеял, и я должен был сам это закончить. Может, если бы я его нашел до первой мировой войны, все бы обошлось по-доброму, но, увы, сам знаешь, почему, раньше не получилось. Сделав знак соратникам сидеть, я взял приготовленный заранее пистолет, на дуло его, накрутил подобие глушителя собственной сборки.

Когда я зашёл обратно, в свой номер, Гитлер встал с кресла, в руках держа бокал...

Ты мне, тогда, три года назад говорил, что я хороший человек..., я тебе там, что-то ответил, не помню точно, что-то про необходимость сделать плохое. И вот она настала... Я поднял перед собой пистолет и рука моя не дрогнула, три выстрела попали в голову..., два патрона в лоб, а третий уже в затылок...

Прошло двадцать три года с того убийства, а по-другому никак не могу я это назвать, и до сих пор, передо мной стоит его лицо. Как он смотрел на меня, за секунду поняв, что это пришла его смерть...

Вот так Миша, я знаю, что совершил грех, большой грех, и не будет мне прощения, но так же я знаю, что не будет миллионов смертей...

Ну и хватит, буду закругляться. Вернулся я в Россию со своей командой, Ульянов мне выделил под Москвой закрытую территорию. Там я потихоньку собрал талантливых ученых под свое крыло, мы переросли в исследовательское научное учреждение, до 34-ого года я возглавлял его, а потом ушел на покой. Без меня они неплохо справляются, до сих пор, ну до 1942 года, в крайнем случае....