Всё хоккей

— Я тоже… Не то чтобы освободилась. Но открыла глаза, смело посмотрела навстречу происходящему. Я назло Юре попыталась влюбиться в Макса, и он дал мне повод, сами знаете почему. И на собственной шкуре решила применить теорию мужа, изменить характер, условия жизни, саму себя. И одно время, очень короткое время, мне действительно казалось, что я люблю Макса, что я помешана на нем и на все готова, чтобы переломить свою жизнь. Более того, отречься от прошлого и вцепиться в горло будущему. Как всегда и делал Макс. Но сегодня я словно проснулась. Приняла ванну… Эта крикливая косметика, этот вульгарный грим, эти безвкусные тряпки… Я все с себя смыла. За такой короткий срок, когда наполнялась ванна, все стало на свои места. Словно свобода вновь вернулась ко мне. Вместе с любовью к мужу. Похоже, этой истории наступил конец.

— Возможно, — я нахмурился. — Однако… Нет, не знаю.

— Что вы хотите сказать?

— Мне кажется, еще одна тайна все-таки не раскрыта.

— Тайна? Вы меня пугаете. Не слишком лишь много тайн за один день. Даже на одну жизнь слишком много.

— Даже если это так, лучше с ними порешить сразу. Может, тогда мы по-настоящему вздохнем спокойно.

Я прошелся по комнате, прикуривая одну сигарету от другой. Пытаясь нащупать в цепи загадок недостающее, возможно, главное связывающее звено. Перед моими глазами мелькали лица Смирнова, Надежды Андреевной, Макса, Тонечки, медсестры Жени, гонщика Матюхина и конечно, ну конечно, профессора Маслова. Какую роль он играет в этой запутанной истории. И выделена ли вообще для него роль. Или он просто в незначительной массовке? Я этого пока понять не мог.

— Надежда Андреевна, Надя, давайте попробуем с главного. Что хотел доказать Смирнов? Похоже, что его теория длинной благополучной жизни была всего лишь увлечением, а не научным экспериментом. Скорее невразумительным опытом над собственной жизнью. Но он был ученый! Поймите! Ученый с большой буквы!

Надежда Андреевна тепло улыбнулась и как-то легко, по-домашнему поправила ленту на завязанных волосах.

— Я так рада, что вы это понимаете.

— Но я хочу понять большее! Поймите! Ученый с большой буквы должен положить свою жизнь на открытие, которое возможно перевернет представление человечества о каких-то ценностях. А не просто будет размениваться на утопические теории. Вы согласны?

— Но, может, синяя папка и дает ответ не этот вопрос? — неуверенно заметила Смирнова.

— Вот вы и сами в это не верите. Что такое синяя папка? Что? Художественное произведение? Нет, допустим гораздо большее. Опыт внушения, гипноза, доказательство, что с помощью словесных манипуляций, грамотно выстроенных убеждений, научных изысков можно, даже со стороны повлиять на характер человека и даже изменить его судьбу! Но ученый Смирнов на этом бы не остановился! Это было слишком расплывчато, неубедительно для науки, я бы сказал, слишком детские теории для такой серьезной вещи как наука! Смирнов был не таким.

— Не таким, — как эхо повторила Смирнова. — Он был романтик в науке, но не был романтичным ученым и тем более утопистом. Каждой своей теории он пытался найти научное обоснование. Теории сами по себе это не наука, эта беллетристика. Так он всегда говорил.

— Значит, из этого следует…

— Что дело не в синей папке? Возможно, он стоял на гране какого-то открытия? — робко предположила Смирнова.

— И именно это не давало покоя Максу! — я торжественно поднял палец вверх. — Поскольку он точно ни на какой грани открытия не стоял и не мог стоять! Но воспользоваться… В этом он бы всегда преуспел. Присвоение чужих мыслей, трудов чужой гениальности — в этом ему нет равных. Макс разочаровался в синей папке, хотя даже этим сумел воспользоваться и найти выгоду. Но, думаю, он не меньше нас с вами уверен в таланте Смирнова и в том, что тот способен на большее.

— Да, вы правы. Знаете, когда он влюбил меня в себя, и сам очень неумело, даже лениво играл в подобие чувств ко мне, я в глубине души всегда была уверена, что ему что-то от меня нужно. Но не могла понять, что. Синюю папку вместе с подписью я отдала добровольно. Что же еще? Похоже, только вчера он понял, что я действительно не могу помочь, поэтому так резко, некрасиво, жестоко порвал со мной. И даже подарил книжку. Верх цинизма!

— Но в этой книжке все же есть главная мысль — к чему приводит потеря памяти. Память — это наш враг или спаситель? Наша жизнь или погибель? Наше будущее или всего лишь сон, который едва проснувшись нужно тут же забыть. Ведь вашего мужа, похоже, волновала именно эта проблема, разве не так?

— Знаете, я теперь вспоминаю…

Смирнова нахмурила свой высокий лоб, уже слегка покрытый морщинками.

— В последнее время он любил повторять, что память — это наша совесть. По-моему, он сам в конце жизни опроверг то, что ранее хотел доказать.

— Или доказал.