Всё хоккей

— Правда? — Маслов неожиданно, уверенно повернулся ко мне и вновь прикурил сигару. — Ведь этим все сказано — я спас ее сына! Вам этого мало!

Я не мог отрицать. Это было много, очень много, спасение иногда дороже смерти. Но смерть разве не дороже спасения, если ее могло и не быть? Я это не знал. Но я верил, если человек талантлив, у него не может не быть совести. И я ее хотел встряхнуть, одушевить, дать ей право на жизнь.

Я приблизился к женщине. Слезы на ее лице высохли. Она полулежала как мумия, спокойная, умиротворенная и главное победившая, победившая смерть. Смерть сына. Она была подчинена не мне, не профессору Маслову, она была подчинена нечто большему, тому чему нельзя найти объяснение и то, чего нельзя высказать даже словом.

— Спасибо, спасибо, спасибо, — повторяла она единственное слово благодарности, которое знала, и которое было придумано очень давно, и не нами.

— И что вы теперь можете возразить? — еще более уверено спросил у меня Маслов. Он был на своей территории.

— По сути ничего, — я посмотрел на женщину. Она испуганно переводила взгляд с моего растерянного лица на уверенное лицо Маслова.

— Вот и весь спор разрешен. Так, по сути, легко разрешен.

— Я вам помешала? — она встала. Маленькая и хрупкая, она смотрела на нас снизу вверх. На таких больших и сильных. Как ей казалось сильных мира сего. В ее голосе слышался испуг. Словно она вторглась и посмела нарушить исторический ход наших мыслей.

— Нет, что ты, Галя, — ласково, почти нежно сказал этот лысый медведь Маслов. Так сказал, словно прикоснулся к ее разрумянившемуся лицу. — Ты нам очень, очень помогла.

— И, если можно, помогите еще, — с надеждой обратился я к ней. Я цеплялся за последнюю соломинку. — Галя, скажите, это очень важно и человеку со стороны виднее, вы согласны? Скажите, это всего лишь пример, всего лишь один из аспектов нашего спора. Если бы вы знали, что операцию вашему мальчику делает гениальный хирург, но очень плохой человек, ну, не знаю, подлец, негодяй, пьяница, что еще…

Маслов напрягся, его лицо побагровело. Галя сделала протестующий жест в мою сторону. Мне даже показалось, она хочет меня ударить. Но я решил идти до конца.

— Галя, вы меня не поняли, абстрагируйтесь, это всего лишь пример, это никого не касается. Взгляните на это со стороны. Ну, если бы какой-то врач, гений, спасающий множество жизней, вы бы узнали, что когда-то он совершил что-то страшное. Ну, случайно убил или сбежал с места происшествия, или…

Она резко приблизилась ко мне. Ее лицо пылало, наконец-то я получу пощечину. Я ее, пожалуй, заслужил. Так мне и надо. Неожиданно она провела ладонью по-моему лицу. Я вздрогнул. И услышал позади себя удивленное мычание Маслова.

— Боже, наконец-то я поняла. Вы ведь о себе говорите. Я ведь только теперь вас узнала. Вы тот несчастный хоккеист Белых, да? Ну, конечно! Вы случайно убили. Как же вы мучились!.. А последней главе я не верю. Мне кажется, ее дописали, специально, чтобы вам отомстить. Вы о себе? Можно ли вам продолжать играть? Можно ли вам доверить честь страны и вновь выпустить на площадку? Или доверить тренировать детей? Безусловно! У каждого человека за спиной не только хорошее, возможно, плохого гораздо больше. Да, конечно, я вам отвечу. То, что делает человек, конечный результат его работы это и есть он сам, мне так кажется. Откуда мы знаем поступки и характер человека, который изобретает самолеты, совершает гениальные открытия в астрономии, биологии. То, что двигает общество вперед. Откуда мы знаем их истинные поступки. И что у них в прошлом. Может, кто изменяет жене, еще хуже ее бьет, может кто обидел мать, кто предал друга, кто пьяница, а кто скандалист. Да мало ли пороков на свете? Мы больше знаем о композиторах, художниках, поэтах. И так ли уж много хорошего в их поступках и характерах? Вы молчите. Но результат! Не они остаются! Никто на этой земле из нас не останется. Останется то, что мы сделали. Останется гениальная музыка, картины, стихи, научные открытия и изобретения. А мы… Мы в итоге никто. И, безусловно, даже если бы я узнала о проступке, о страшном проступке врача, гения, который может спасти моего сына, я бы без раздумий закрыла глаза на его прошлое. Ничего не может быть важнее жизни.

— Потому что это касается лично вас. А те люди, родные, у кого погиб самый близкий им человек, как им жить дальше и что делать? Закрыть глаза и позволить гению и дальше совершать гениальные открытия?

— А вот это уже не наше дело, — Галя опустила глаза и вздохнула. — Это уже дело самого гения. Он сам должен все решить. И если он действительно гений, он поступит по совести. Вы, похоже, уже все для себя решили и с собой разобрались. Но я говорю за себя. Сегодня я готова простить все подлости и низости, и просчеты, и трагичные ошибки всех на свете врачей за одну, единственную жизнь моего ребенка.

Она тихо, плавно, как балерина приблизилась к профессору Маслову. Осторожно взяла его толстую руку и едва прикоснулась к ней губами.

— Спасибо.