Всё хоккей

— Ты — идеалист, хоккеист! Чистой воды! Платят те, у кого есть хоть грамм совести. А у кого есть ее хоть грамм — не имеют будущего. Я это тебе заявляю. Потому что знаю. Поэтому… Знаешь. Пошло все к черту, и мое прошлое, и мое будущее, и этот чокнутый мир. И грамм совести я легко променяю на грамм спирта. Лучше я все пропью. И прошлое, и будущее, и весь мир.

Макс еле держался на ногах, он вот-вот мог упасть и я его на всякий случай подхватил под руки.

— Идем, Макс, я отвезу тебя домой.

— Домой? А где он, мой дом?

Я потащил его к выходу, и в дверях столкнулся с весьма сомнительными посетителями. От них сильно несло перегаром, а их лица мало чем отличались от лица Макса. Они бросились к Максу в объятия.

— Друг! Друг! Идем! — они буквально вытащили его из моих рук.

— Извините, но он не может пойти с вами, — я сделал суровое лицо.

— Да пошел ты! — Макс махнул на меня рукой. — Отвяжись! Ты мой враг, а они…

— Макс, так на чем ты вчера остановился? Значит, если я не буду помнить что-то, а что-то буду, что захочу, то чего это будет? — спросил друг Макса, подобострастно заглядывая ему в лицо.

— И зачем такое изобретать? Я и так по утрам ничего, ничегошеньки не помню! Напился и забыл! Может не аппарат нужно изобретать, а пить побольше? — спросил второй,

— Все может быть! — прохрипел Макс. — Но я вам сегодня прочитаю новую лекцию… О чокнутом мире. (Макс обернулся ко мне.) А ты иди, хоккеист, иди. Я сам с собой разберусь. А, если нет… Никто мне не поможет. Может, только они, — и он кивнул на своих дружков, которые еле держались на ногах. На земле, как и Макс. — Кстати, хоккеист, у тебя нет случайно зеркала, что-то давно не видел своей рожи.

— Увы, — я развел руками, — но посмотреть стоит. Хотя… Хотя еще рано.

Этим же вечером я напился, как Макс. Только один. Я пил один, плакал один и жалел Макса один. Словно его похоронил. А утром, с больной головой подумал, а может быть все не так плохо? И не поминки я вчера устроил по Максу? А день его второго рождения? Черт его знает!

НАДЕЖДА АНДРЕЕВНА

Надежду Андреевну я не видел давно. Не потому что забыл про нее. Мне хотелось, чтобы она забыла. Успокоилась и, как и я, как то нашла в себе силы начать снова жить.

Но после разговора с Максом я решил, что время пришло. И нужно непременно повидать Смирнову, чтобы и в истории с ней поставить точку.

Соседи сказали, что она живет на даче. Был конец октября. Бабье лето в этом году было позднее. И я решил, что вылазка на природу будет и мне полезна. К тому же не терпелось узнать, как выглядит дача в окончательном завершении. А то, что ее уже построили, я был уверен на все сто.

Но мой оптимизм оказался излишним.

Едва я открыл ворота и увидел своего старого знакомого рабочего по кличке Золотой зуб, то окончательно понял, что дачи быстро не строятся. Он тащил на своих широченных плечах какие-то доски, и его зуб весело поблескивал в лучах золотого солнца.

По аккуратной дорожке, уложенной красным гравием, я смело пошел ему навстречу. Мне не терпелось ему объяснить, по-мужски объяснить, если женщина одинока, это не значит, что строить можно вечно. И вечно тянуть деньги.

По бокам дорожки росли астры, и я одну сорвал. Для Надежды Андреевны. Мой поступок не остался незамеченным.

— Эй ты! — Зуб агрессивно стал на меня наступать. — Чего цветы воруешь!

— А тебе какое дело? — огрызнулся я. — Позови лучше хозяйку.

Зуб прищурился и наконец-то узнал меня. И присвистнул.

— А, это ты пацан! Давно не заглядывал!

— К сожалению. Иначе бы это безобразие так долго не продолжалось!

— Ты чё, какое безобразие! Тебе какое дело, ты, рожа! — он принял соответствующую стойку, выставив плечо вперед.

Я было собирался ему ответить, сжал кулаки, но услышал знакомый голос.

— Виталий! Как я вам рада! — Надежда Андреевна легко сбежала с крыльца и подбежала ко мне.

Я протянул ей астру.

— Вас не узнать.

Ее действительно было не узнать. Нет, она не превратилась вновь в Диану. Просто она очень помолодела, посвежела. В спортивном костюме и кроссовках, с лохматой стрижкой и румянцем на щеках она выглядела прекрасно.

— Вы так давно не появлялись, — улыбнулась она.

Вообще передо мной стояла совсем другая женщина. Милая, приветливая, обаятельная и какая-то очень по-женски трогательная. И я подумал, что теперь, именно теперь в нее можно влюбиться. Раньше я более чем в этом сомневался и даже мысленно сочувствовал Смирнову. Он прожил с серой мышкой, тенью. А сейчас… Она была очень яркой, не косметикой, не вульгарным нарядом. Она просто светилась изнутри. И я очень был за нее рад. А может, просто во всем виновата природа? Но я вновь ошибся. Природа может многое, но не все. На все способна любовь.

— А я, Виталий, вышла замуж, — она вновь как-то умиротворенно улыбнулась.

— Я очень за вас рад. Искренне рад. Вы имеете право на счастье.

— Я очень была счастлива с Юрой. Но… Он давил на меня. Он хотел видеть меня такой, какой я была. Я больше жила с ученым. А теперь… Теперь я просто счастлива. Я живу с человеком.