Все хорошо, пока хорошо (сборник)

— Но вы ведь пришли не только задать мне этот вопрос?

— Мы принесли ваши вещи.

— Вдвоем?

— Вы не спросили о результатах.

— Вряд ли это было бы умно с моей стороны. Вы бы подумали, что я тревожусь из-за результатов экспертизы. Разве не так?

— Вы все просчитали. И заодно хотели продемонстрировать, что уверены в том, что мы ничего не найдем?

— И это тоже.

— Экспертиза обнаружила кое-что.

— Поздравляю.

— Мы нашли следы спермы.

Карл Ланге молчал. Ему не надо было мучительно напрягаться, чтобы осознать смысл сказанных Осмундсеном слов, он знал, что такое может быть, и чувствовал, что побагровел от стыда. И от ярости: это его личное, глубоко интимное, сюда запрещено совать нос посторонним.

— Почему вы молчите? — спросил Осмундсен.

— Я не отвечаю на скабрезности. Ничего, связанного с расследуемым делом, вы не откопали, ну так признайте свое поражение. А позволять себе такие гаденькие замечания…

— Вам слова не скажи. А я, да будет вам известно, расследую преступление, страшное преступление, самое мерзкое из всех, которыми я занимался.

Карл Ланге понимал, что взорвался некстати, но гнев застилал рассудок:

— И поэтому вам можно говорить мерзости?

— Я только проинформировал вас о результатах экспертизы.

— Ну ясно. И каковы ваши выводы?

— Пока ничего определенного. Хотя ваша реакция меня озадачила.

— Я так и думал. А скажите мне: вы вообще не имеете других подозреваемых, кроме меня?

Осмундсен только смотрел на него.

— Вы продолжаете поиски? Вы, который, как вы говорите, расследует самое мерзкое преступление из всех, которыми вам доводилось заниматься? Неужто во всем Осло нет больше ни единого мужчины, чтоб тоже подходил под описание вусмерть перепуганной девочки? Я в самом деле такой ни на кого не похожий?

— Вы хотите поставить под сомнение достоверность составленного ею описания?

— Вы не ответили на мой вопрос.

Осмундсен молчал.

Карл Ланге повернулся к ним спиной, подошел к окну и стал смотреть на улицу.

— Мы с вами свяжемся, — услышал он слова Осмундсена.

Но не обернулся, потом хлопнула дверь.

* * *

Карл Ланге не мог работать. Он весь ушел в свои мысли. Он принимал снотворное, чтобы уснуть, и вставал утром с пьяной головой. Так прошло два дня. Он думал, но ничего не придумал.

Наконец его озарило: он открыл телефонный справочник на Ханса Осмундсена, чтобы посмотреть его официальный статус. Хансов Осмундсенов значилось четыре, два отпадали сразу, а из оставшихся один жил на Киркевей. Зато другой — всего в четырех кварталах ходьбы.

Его поразила догадка. А вдруг это тот Осмундсен? Тогда он мог знать его в лицо, мог случайно увидеть в «Ирме» и сопоставить с описанием, данным изнасилованной девчонкой?

Мысли роились в голове, складываясь в причудливые сюжеты; он накрутил себя чудовищно.

Снова взялся за отложенный было каталог, раскрыл его и второй раз нашел нужное имя и номер телефона. Он решил позвонить и проверить свою догадку. Но тут же передумал: ему расхотелось говорить с полицейским: что он ему скажет? Вместо этого он набрал номер на Киркевей. Если это не его адрес, в чем он теперь был почти уверен, то вопрос отпадет сам собой. У полицейского должен быть телефон.

Он был уверен ровно настолько, что замотал трубку носовым платком и замер, будто делал что-то незаконное. Ответил женский голос. Он спросил: это квартира сотрудника полиции Осмундсена? Нет. Он извинился и повесил трубку.

Он надел на себя серое полупальто — впервые после всего — и вышел. Он трепетал как натянутая стрела. Пройдя четыре квартала на запад, он увидел нужный номер: это оказался четырехэтажный дом со съемными квартирами, недавно отремонтированный. Как он и подозревал, кратчайший путь отсюда в Полицейское управление проходил мимо «Ирмы».

Но как Осмундсен вычислил его? Может, просто шел за ним, а потом расспросил соседей и узнал точный адрес?

Он не остановился возле дома, не зашел во двор. Он поднялся еще метров двести вверх по улице, свернул и другой дорогой вернулся домой. Ему не хотелось быть замеченным, и он вновь почувствовал себя нарушителем закона.

В подъезде он столкнулся нос к носу с Осмундсеном, который уже спускался, один. Карл Ланге был занят своими мыслями и не заметил его.

— Вот и вы, — сказал Осмундсен. Карл Ланге не ответил.

— Мы можем подняться в квартиру?

— А что вам надо?

— Поговорить с вами.

Карл Ланге молча пошел вверх по лестнице, Осмундсен поднимался следом. Карл Ланге отпер дверь, прошел в гостиную и, не сняв пальто, сел на стул. Осмундсен тоже.

И тут Карл Ланге успокоился, мысли, мучившие его несколько дней, вдруг потеряли болезненность. Он спросил:

— Как давно вы знаете меня?

— Что вы имеете в виду?

— Я и не рассчитывал на ответ. Так что вам угодно?

— Я пришел по поводу опознания, о котором вы спрашивали.

— Спасибо, меня это больше не интересует.

— Вы меня не поняли. Оно интересует нас.

Он промолчал. Он ощущал полнейшее спокойствие и ждал. Осмундсен тоже выжидал, и это походило на дуэль, оружием для которой выбрали молчание.

Первым дрогнул Карл Ланге, хотя он был по-прежнему спокоен и едва не ощущал превосходства:

— Сколько у вас подозреваемых на сегодняшний день?