Все хорошо, пока хорошо (сборник)

Если я не занят чтением или решением шахматных задач, я часто сижу у окна и наблюдаю жизнь на улице. Невозможно знать заранее, когда там произойдет что-нибудь, достойное внимания; особых надежд, правда, нет — с последнего происшествия минуло уже года три-четыре. Но это все равно разнообразит ежедневную рутину, там хоть какое-то движение, а тут в комнате только двое ходоков: я да стрелки часов.

Но тогда, несколько лет назад, я воистину стал очевидцем события, это было нечто из ряда вон, хоть я не брезгую и мелкими радостями, вроде драки, когда бьют и пинают друг дружку, или если кто, вдруг сподкнувшись, растянется на тротуаре — то ли с перепоя, то ли просто не имея сил добраться до дома, которого, может, и нет вовсе, на всех-то не хватает.

Но тогдашнее переживание не похоже ни на что. Была не то Пасха, не то Троица, потому что зима уже кончилась, и я еще подумал, что такое только на светлый праздник и может случиться.

Из моего окна мне видна вся улица — она не длинная и просматривается до самого конца, зрение у меня хорошее.

Я сидел и не сводил глаз с двух мух, затеявших любовь прямо на оконной раме, да, была уже Троица, смотреть на них — хоть какое-то разнообразие, хотя они почти не шевелились. Меня их игры совершенно не раззадорили, а в молодости, бывало, разбирало, да еще как.

Так вот, я сидел и наблюдал за мухами, даже слегка дотронулся до ее крылышка, потом до его, но они никак не реагировали, довольно, по-моему, странная отрешенность, учитывая, что он ездил на ней уже минут десять как отдай; жаль, я раньше не интересовался насекомыми по-настоящему, было бы понятнее — и тут в самом конце улицы я увидел мужчину, который вел себя чудно. Он воздевал руки и что-то кричал, слов я поначалу не разобрал.

Судя по всему, он отличался обостренным чувством системности пространства, потому что он переходил, вернее, перебегал от первого окна по правой стороне к первому по левой, потом ко второму по правой, ко второму по левой и так дальше, он стучался и что-то кричал. Это завораживало, я распахнул окно, шпингалеты тогда еще работали, и услышал, как он кричит: «Христос явился!» И еще что-то, мне показалось: «Вот я!» Потом он приблизился, да, я расслышал правильно. Он кричал: «Христос явился! Вот я!» Мужчина безостановочно перескакивал с одного тротуара на другой и стучал в окна, до которых мог дотянуться, это было трогательное зрелище, религиозное помешательство всегда трогает.

Первая реакция была спонтанной и естественной: где-то на середине улицы из окна четвертого этажа в крикуна швырнули табурет. Мужчину он не задел, на что бросавший, надо надеяться, и рассчитывал, но грохот получился знатный. Эффект от этой выходки оказался прямо противоположен искомому: получив такое подтверждение важности своей миссии, буян заблажил еще громче.

Следующий отклик был сродни первому, но примитивнее и с примесью комизма — распахнулось окно, и оттуда раздалось гневное: «Ты совсем рехнулся, кретин?» Тут я осознал, что человек внизу попросту опасен, он мутит души, обнажая то тут, то там темный подбой, и я затосковал: неужто не найдется разумного, необезножевшего человека, чтобы спустился и положил этому конец? Постепенно из многих окон вдоль улицы повысовывались головы, но внизу правил бал тот безумец.

Признаюсь, я был зачарован, причем чем дальше, тем больше — но не главным виновником, а улицей в целом. Люди смеялись и перекликались поверх головы бедолаги, в жизни не видел, чтобы люди так охотно шли на общение, даже ко мне обратился мужчина из дома напротив. Я разобрал только последнее слово, «богохульник», и, само собой, ничего не ответил. Скажи он что-нибудь разумное, «скорая помощь», например, мы могли бы, как знать, познакомиться и обмениваться иногда парой-тройкой слов через улицу. Но со взрослым человеком, а по возрасту он годился в сыновья моей давно умершей жене, который не нашел ничего умнее, чем сказать «богохульник», у меня нет ни малейшего желания раскланиваться. Я еще не так одинок.

Но довольно об этом. Я сидел, как вы помните, зачарованный невиданным оживлением на улице, мне вспомнилось детство: тогда старикам жилось приятнее, подумал я, не так одиноко, да и умирали они в приемлемом возрасте, — и тут из ворот выскочил человек и прямиком устремился к безумцу. Он налетел на него сзади, развернул к себе и с такой силой ударил в лицо, что тот качнулся и упал. На секунду стало совершенно тихо, как будто вся улица затаила дыхание. Но вот забурлила снова, теперь гнев направился на обидчика. Вскоре из домов высыпал народ, и, пока виновник сумятицы потерянно молчал, в нескольких метрах от него возникла оживленная дискуссия, подробностей которой я уловить не мог, но, очевидно, у драчуна нашлись свои сторонники, потому что два юнца вдруг схватили друг друга за грудки. Да, разум в тот день где-то отдыхал.