То, что более всего сдерживает нас в жизни, — это невидимая стена страха. Она заставляет нас оставаться в зоне комфорта, которая, по правде говоря, самое небезопасное место для жизни. На самом деле рискованней всего — вообще не рисковать. Но каждый раз, делая что-то, чего мы боимся, мы получаем обратно ту энергию, которую отнимал у нас страх, — ведь по ту сторону от наших страхов находится наша сила. С каждым шагом в сторону дискомфорта роста и развития, мы становимся свободнее. Чем больше страхов мы преодолеем, тем больше энергии приобретем. В таком случае мы станем не только бесстрашными, но и сильными и сможем прожить ту жизнь, о которой мечтаем.
Достав блокнот, я положил пергамент внутрь. Повесил мешочек с талисманами на шею и направился в метро.
Еще даже не было половины седьмого. Все мои приключения в катакомбах заняли меньше часа.
Вечером я получил сообщение от Джулиана, что завтра утром в аэропорту я смогу забрать свой следующий билет на самолет. Так что в моем распоряжении оставался еще целый вечер. Я решил сначала вернуться в отель и немного освежиться, а потом отправиться на площадь Трокадеро, напротив Эйфелевой башни. Я поужинаю там в ресторане и, перед тем как отправиться спать, полюбуюсь на огни башни.
Я вышел из метро на станции «Шарль де Голль — Этуаль» и пошел по Елисейским Полям. Я глубоко задумался, вспоминая все мучительные переживания в тоннеле, мою панику и спасение. Войдя в отель, я направился к лифту. Когда двери открылись, я зашел внутрь и нажал кнопку «4». Я обернулся на холл, но не шевельнулся. Двери медленно закрылись, и лифт начал подниматься. Впервые за последние двадцать лет я воспользовался лифтом. Несмотря на панику, я чувствовал, что все просто замечательно.
Глава V
Еще из Парижа я несколько раз пытался дозвониться до Джулиана, но его телефон все время был выключен. Никаких объяснений о том, куда мне предстоит поехать, с кем встретиться или как долго это будет продолжаться. Я стиснул зубы. Вообще-то я имел право знать подробности. Я позвонил ему еще раз, но безуспешно.
Так что следующим утром я чувствовал себя полнейшим идиотом, стоя перед растерянным работником авиакомпании «Air France», который регистрировал меня на рейс. Я не верил своим глазам, а в моем голосе проскакивали визгливые нотки:
— Осака? — воскликнул я. — Япония? Вы, должно быть, шутите!
Я не знал, почему именно этот пункт назначения вызвал у меня такое замешательство. Видимо, идея провести ближайшие двенадцать часов в самолете не очень-то понравилась моему и так уже измученному перелетами телу. Голова начинала болеть от одной мысли о том, что опять придется лететь в неизвестный мне город, в страну, где я никого не знаю и на языке которой совсем ничего не могу сказать.
С трудом пробираясь по проходу самолета, я с ужасом обнаружил, что мне досталось место посередине. С одной стороны расположился огромный мужчина, уже успевший захватить контроль над подлокотниками. С другой — стройная женщина, положившая книгу на откидной столик перед собой, ясно давая понять, что ни с кем не хочет разговаривать. Я не возражал. Я и сам не испытывал желания беседовать.
Наверно, можно было бы почитать или посмотреть фильм, но мысли о том, что произошло со мной за последние несколько дней, не давали покоя. И проблема была не в том, что мой сосед занимал чуть больше места, чем ему было положено, и не в том, что поток холодного воздуха дул мне прямо в правое ухо (спасибо моей соседке с другой стороны, пытавшейся настроить кондиционер). Одежда казалась мне тесной и колючей, в горле пересохло, а ремешок от кожаного мешочка с талисманами снова впивался в шею. С некоторым трудом я вытащил его из-под рубашки и положил в карман брюк, но он продолжал мешать мне, впиваясь в бедро. Ручная кладь была убрана на полку, а в сетку на кресле передо мной я не хотел ее класть. Я был уверен, что могу случайно забыть ее там, выходя из самолета. Я шарил по карманам, вертелся в кресле, и женщина рядом со мной громко вздохнула.
Это было неприятно, но она была права. Я, безусловно, был нарушителем спокойствия. Я повесил мешочек обратно на шею и спрятал его под рубашку.
Через шесть часов полета я начал беспокоиться о том, что ждет меня впереди. Мы прилетаем в Осаку рано утром, а по парижскому времени это поздний вечер. Мне предстоит ночь без сна.