Все, кого мы убили. Книга 1

Пробираясь узкими улочками, я никак не мог отыскать посольского дома, и мне несказанно повезло, когда случайно встреченный спешащий секретарь Титов сообщил мне о маскараде у английского посла. Я не мог и мечтать о такой удаче. Но вдвойне возликовал я, узнав, что Прозоровские пользуются здесь всеобщим успехом и явятся сегодня в маскарад. Я облегчённо вздохнул и, наконец, назвался. Титов вдруг переменился в выражении и потянулся к цепочке брегета. Он щёлкнул крышкой и, не спуская глаз с моего лица, сообщил, что всё равно опоздал к некоей второстепенной встрече и пригласил отобедать. Отпустив Прохора справиться о жилье и приготовить мне, наконец, подобающее облачение, я последовал за ним, стараясь угадать его ко мне вдруг открывшийся интерес.

Впрочем, мы не сразу перешли к делу.

– Кажется мне, я не узнаю Перы, – заметил я недоуменно, когда сели мы на террасе, с которой открывался чудный вид на пестро застроенный холм, уступами падавший в Босфор.

– Пожар, – охотно объяснил Владимир, – прошлого года превратил это богатое предместье в кучу пепла. Жители привыкли, впрочем, считать тысячами дома, истребляемые попеременно этим бичом Константинополя.

Я удивился тому, что никаких следов бедствия не видно. На что, настроенный радостно и весьма благодушно, мой провожатый ответил, что горожане умеют строиться с неимоверной скоростью; земля ещё не остыла от пробежавшего по ней огня, как среди куч золы поднимаются новые дома в три этажа, также прилепленные один к другому, чтобы сделаться жертвами нового пламени. Тут же привёл он несколько исторических примеров и даже цен на штукатурку. Улыбнувшись, он просил меня вглядеться внимательнее, ибо человеку свойственно легко замечать то, что есть, и не отмечать того, что отсутствует. Лишь тогда понял я, что огромного дворца нашей миссии уж нет. Это показалось мне дурным знаком, памятуя о том значении, которое имели дела, кипевшие в нём после войны. Я выразил опасения вслух, но Титов ответил, что если имею я в виду лишь символическое сравнение, какое Россия имеет в отношении восточных дел к прочим державам, то надо мне знать, что не менее нашего потерпели и некоторые другие европейские посольства, а новый дворец наш уже строится большей частью за счёт контрибуций. Его расположения ко мне я не мог объяснить, пока сам он не упомянул, что помнит меня по Университету, где мои успехи ещё долго ставили в пример. Я постыдился признаться, что позабыл его, ибо старшие не слишком обращают внимания на младших, зато похвалил «Уединённый домик на Васильевском», опубликованный им в «Северных цветах», за что он, покраснев (от удовольствия), воздал должное Пушкину как автору сюжета.

С пожарищ и чумы разговор мерно перетёк на положение дел в Леванте, казалось, он знал все подробности всех дел и только силою воли заставил себя передать мне слово. И через полчаса под его подобострастным взглядом и влиянием вина я нашёл себя словно бы профессором на кафедре истории, увлечённо и гордо вещающим о своих великих изысканиях в Сирии. Он невинными, но точными с виду вопросами подталкивал меня, и вот уже я остановился в шаге от своих таинственных приключений с проклятым камнем Арачинских болот.

– Полковник Беранже, говорите? – переспросил Титов. – Я, кажется, мельком знаком с этой персоной.

Как? Я успел проговориться и о нём? Краска залила моё лицо от мысли, что мог сболтнуть я и об Анне, не прямо, но хоть намёком! Поглощённый воспоминаниями о том, что сказал я и чего ещё не успел, я не сразу осознал смысл его последнего замечания: «Кажется, он сейчас в Константинополе».

– Я вовсе не пылаю желанием с ним свидеться, – пробормотал я.

– Простите, – ответил он, – мне казалось, вам это доставит удовольствие. Полковник славится как душа общества. Он умеет ладить и с турками, и с англичанами, и с нами. А что с тем листом, что возили вы в Дамаск? Я как раз – пылаю желанием увидеть его. Он при вас?

– Нет, – обескураженно проговорил я и обвёл глазами четыре выпитых мною чашки кофе, потом перевёл взгляд на кабатчика. Не подмешали ли мне опиум руки сего хитреца, проворно спрятавшего глаза? Или они всегда прячут глаза, а хитрость европейцу читается в любом восточном лице? Жаркое солнце или какая-то отрава заставляли мечтать о холодных водах пролива.

– Вас проводить? – участливо спросил Титов.

– Справимся, – услышал я вдруг голос вернувшегося Прохора. – Сейчас баню, и вздремнуть вам надо до вечера, Алексей Петрович.

Он помог мне встать. Титов суетился рядом и, кажется, искренне ощущал себя виноватым, но Прохор, занимая место между нами, не дал возможности ему подсобить.

– Держаться бы нам от них от всех подальше, – бурчал он будто бы себе под нос. – Все они заодно, чернокнижники – известное дело.

Тесная улица Ставродрома оживлялась отдельными членами разных миссий, шедших во дворец. Два факела открывали шествие министров, и освещали мимоходом высокие дома Перы, из окон коих выглядывали любопытные, часто прекрасные лица. Супруги послов и именитые дамы следовали за ними в носилках, окружённые приветливыми кавалерами.