Не сиди в таком незавидном положении, он ни за что не поверил бы в моё лживое утверждение, и мог бы посмеяться, сказав, что уж если я следил за ним, то должен догадаться и о мотивах. Выбор однако диктовался мною, так что он начал:
– Из Бейрута через Смирну в Константинополь – там хотел я дожидаться Анны, но известный вам секретарь Титов, стоило лишь мне по неосмотрительности отметиться в Коммерческой канцелярии, учинил мне допрос. Я испугался, поняв, что он среди членов тайного общества – и выложил всё.
«Оттого Титов и ведал про лист, возимый в Дамаск!» – вспомнилось тут же, так что вовсе не проговорился я тогда, мнимо отравленный. Получило объяснение и письмо княгине Наталье Александровне с требованием разыскать рукопись Акриша. Титов, узнав о намерении Прозоровских явиться в Бейрут, взял одно из заранее заготовленных писем за печатью и подписью Голицына, начертал на пакете имя княгини и… Он далеко пойдёт, этот юный посольский чиновник.
– Он же настоятельно отсоветовал мне задерживаться в Константинополе. Не скрою, я имел порыв показать ему копию скрижали, ведь он определённо что-то знал, но после решил не менять первоначального своего решения и отплыл в Одессу. После я узнал, что вы провели меня – Анна не собиралась в Царьград, но тем лучше, ибо отсутствие добрых чувств моих к вам только помогало свершать намеченное: отобрать у вас Анну, а у князя имение. Она ничего не теряла, кроме отца, которого мне надобно было поскорее свести в могилу почётным образом. Я не испытываю к нему с некоторых пор никаких сердечных чувств, и не знаю, какая из двух большей причиной отвержения моего бывшего благодетеля: предательство завещания моего отца или уверение не выдать дочь за художника. Кто-то использует мышьяк, я же для сходной цели вёз ему за пазухой камень. Согласитесь, Рытин, я имел непростую задачу – убедить его в безопасности медленного убийцы и заставить работать со скрижалью, ведь он провидел за ней что-то дурное.
– Лжёте, Артамонов! Вы знали, что ваша поделка не может причинить вреда, ведь сами сделали её и остались живы.
– Мой камень, то есть ваш – да, он безвреден, но у кого-то в России был ваш оригинал. Я полагал испробовать сначала копию, чтобы успокоить его сомнения, а тем временем расследовать, где тот, с которого вы сделали верный рисунок. Первым делом я посетил некоего Бларамберга – директора музея древностей. Он был плох, но с радостью принял мои подношения – несколько византийских безделушек, коими полон Царьград. Скрижаль заинтересовала его чрезвычайно, и он выпросил её на неделю. Мне жаль старика, но ему так и эдак оставалось недолго – тяжёлый недуг правил его к могиле, я с трудом удерживал свои руки, чтобы не закрываться от его кашля. И пробыл в Одессе два месяца, вместо недели, наблюдая за его поисками и – концом. К Прозоровскому прибыл я под Рождество. – Артамонов сам закашлялся.
– Промочите горло, и кончайте поскорее.
Он подобрал брошенную флягу и сделал несколько жадных глотков.
– Это не амонтильядо, – заключил он.
– Все меня обманывают! – всплеснул я руками.
– Слушайте дальше. Князь много работал с моим камнем – безо всякого вреда для себя. Раз я отправился к Ведуну, зная, что настоящую скрижаль показывали ему. Он лишь взглянул на неё, и расхохотался злым и беспощадным смехом. Крепкий старик, он попытался отобрать у меня реликвию, но я вырвал её и бежал. Вернув князю камень на стол, где он лежал обычно все эти недели, я увидел письмо Анне, которое не мог не прочесть. Радость моя не знала границ: в нём Прозоровский прямо обличал вас в интригах, краже камня и производстве фальшивок с неведомой целью. Он требовал скорейшего возвращения домой.
«Теперь ясно, какого сорта письмо так встревожило княжну Анну, что она обвинила меня во всех преступлениях, – подумал я. – И что досадно более всего, обвинила не только справедливо, но и на основании истинных выводов своего отца».
– В поисках оригинала я вспомнил рассказ Титова о ваших с Муравьёвым скабрёзных похождениях. Уже поздней весной отправился я в Петербург.
– Сколько раз заявлялись вы к Муравьёву?
– Единожды! Он сделал вид, что не понимает, но актёр из него…
– Молчите! Вы показали ему подделку?
– О, нет, она всё время оставалась у Прозоровского. Её я изъял окончательно перед тем, как снова тайно отплыть в Константинополь, и как узнал после, разминулись мы с Анной лишь днями. Там отдал я камень Россетти в обмен на обещание оставить меня. Но, как видно, обещания их стоят недорого.
– Фальшивый камень обменяли вы на фальшивое обещание, – саркастически подбил счёты я. – Обратимся к началу. Почему не сказали вы мне о ваших встречах с князем Гагариным в Риме?