Все, кого мы убили. Книга 2

– Пока он носил мне книги, я вспомнил, что брат его лет шесть или семь тому продал мне в Константинополе любопытные манускрипты, где-то украденные или подделанные. Знаете, мсье Рытин, идеи и жизнь иногда поразительно сочетаются, как мы только что видели на одном примере. А вот второй вдогонку: Пико доказывал, что все религии и философии сходятся где-то в единой идейной выси, что все они лишь проявления одного начала. Эти ваши братья сошлись в моей жизни: один продавал мне книги, другой покупал… возможно, те же самые. Все эти тайные братья и братства, кажущиеся вам различными и враждебными друг другу, я убеждён, суть порождение единого нечистого разума, возможно, что неземного; а вы пытаетесь бороться со щупальцами этого спрута. Бросьте, вам их не побороть в одиночку. Их превосходство раздавит вас. И в этот миг я не хотел бы находиться рядом, – глухо кончил он.

– Я видел в вас союзника, – признался я. – А не покойника.

– Даже сейчас – по разные стороны клети? Увольте, много лет тому я сбежал, изобразив смерть, осознавая их могущество и свою слабость. Это подействовало, но не на всех – и на время.

– Я не имею права бросить, меня втянули в игру против воли, причём с разных сторон. А изобразить смерть я теперь, кажется, могу только умерев по-настоящему.

– Значит, удачи вам в выборе, кому служить. Ибо ставку сделать вам придётся. А служить честно – не значит утратить честь. Всё же, позвольте совет. Вы напрасно, дорогой мой, пытаетесь пробить дорогу вперёд посредством рукописей – эту загадку по частям вам не решить.

– Отчего же?

– Вы не можете восстановить цель по средствам. Никто не умеет. Что проку, если вы узнаете, что некий субъект побывал там-то и там? Рисунок созвездий везде одинаков, но только имеющий цель проложит по звёздам нужный путь. Удел остальных – загадывать несбыточные желания в звездопад. Из всех этих рукописных находок у вас складывается коллекция ядовитых змей, с которыми очень опасно жить.

– Что же делать?

– Бросить, если вы не собираетесь извлекать яд. Или поверить мне в том, что все они ищут язык Адама. Только не каждый из них сам это понимает.

– Но вы-то понимаете.

– Я осознаю.

– И что это осознание даёт вам?

– Мне ничего, потому что я не знаю, как это нужно использовать.

– Вы-то не опасаетесь жить со змеями? В обладании этим языком есть и нечто опасное.

– Как и в любом другом плоде, сорванном бездумно с древа познания. Люди имели возможность убедиться в том уже множество раз. Что до меня, я как раз тот, кто извлекает яд с целью его продажи, когда подвернётся случай. Согласен, что вышло глупо: я готовлю для них то, что делал бы и вместе с ними, только ныне – прячась и трясясь, а мог бы жить роскошно и иметь учеников. Но теперь уже поздно менять. Выбирайте, стоит ли вам делать копии… с моих ошибок.

– То есть по-вашему выходит, что язык Адама – не более чем некая область познания, наподобие тепловых машин или земледелия?

– Точно так. И возможно, мы наблюдаем с вами одну из первых европейских гонок за обладание новым знанием. Но нации и правительства тут ни при чём.

– Но есть разница. Если паровые машины никогда не существовали, язык Адама считается существовавшим. Его только надо заново открыть.

– Да. И он страшен не менее, чем прекрасен. Настолько, что случайное его применение может натворить немало бед. Адам ведь не чета нам, он облекался в одежду, тканую из света, пока не променял её на лохмотья из змеиной кожи. Самое меньшее – сам обладатель умрёт, как неизбежно погибнет человек, бездумно пробующий на язык смеси в лаборатории покинувшего мир алхимика.

«Какое точное сравнение. Один попробует мгновенный яд, другой заразится чумой и умрёт спустя месяц. Потому и говорят все о неведомом действии скрижали на людей…»

И тут нечто словно пронзило меня.

– Зеркало! – воскликнул я. Карно недоуменно отложил своё, помедлил секунду и понимающе кивнул:

– Вполне возможно.

Но я уже мыслями устремился вдогонку Андрею Муравьёву. Как хаос кривых стекляшек, упорядоченный зеркалами калейдоскопа, рисует иллюзию прекрасного узора, так и разрозненные события последних лет вдруг с безумной скоростью принялись выстраиваться в осмысленную цепочку. Карно, вероятно, оказался немало удивлён, когда, бросив его расспросы и неоконченную трапезу, я бежал, чтобы в уединении привести в порядок свои догадки.

Если заказчиков, будь то Голицын или кто-то пользовавшийся его именем и властью, удовлетворил результат Дашкова, то им известно о прямой силе начертания знаков, а не опосредованного смысла изложенных ими сентенций. Сама рукопись как материальный предмет тем паче видится им вполне безопасной, потому что они, похоже, оставили попытки завладеть ею, и их не тревожит, что её отыщет кто-либо ещё.