Все, кроме чести

Столетов с усилием отвел взор от оберега и глянул на его обладателя. В пляшущем свете настенных факелов лицо хозяина показалось словно вырубленным из куска цельного мрамора. Та же мертвенная бледность, что у могильной плиты. Визитеры сморгнули, и в следующее мгновение кожа ведуна приобрела обычный оттенок, присущий живой человеческой плоти.

Холодок пробежал по спине Антона, мелькнула мысль, что теперь они вообще никто, без оружия и без своих способностей — так слабы, что бери их тепленькими.

Но хозяин Башни лишь сделал приглашающий жест рукой:

— Сядьте, нам предстоит долгая беседа.

Изумленные парни расположились в невесть откуда взявшихся креслах. Волузиан же присел на простой стульчак. Сидел прямо, глядел пристально куда-то в точку между магами. Те боялись нарушить установившуюся тишину.

— Я хочу, чтобы вы открыли мне свои мысли и чувства, — неожиданно прервал затянувшееся молчание ведун и добавил: — Вы должны сделать это по доброй воле.

Столетов почувствовал, как затряслись у него поджилки. Мысли заметались, подобно перепуганным куропаткам, завидевшим лису. Если оппонент проникнет в их святая святых и покопается изрядно в мозгах, то никаких секретов уже от него не спрятать. Если он враг, то это приговор — тогда за их жизни никто не даст и ломаного гроша. Но если он не тот, за кем двое визоров охотятся, то… Придется рискнуть — все равно деваться некуда, сами напросились.

Антон молча посмотрел на друга, поймал его вопрошающий взгляд и опустил веки, давая знать, чтоб тот подчинился. А потом оба раскрыли свое сознание.

На сей раз проникновение чужой воли не было похоже ни на что, испытанное ранее. Просто мягкая, успокаивающая волна омыла их разум, а потом так же плавно схлынула обратно — в ту стихию, что ее послала. Кроме непонятного умиротворения, маги ничего не почувствовали. Зато ведун без всякой тени улыбки проронил:

— Любопытно.

Секунду-другую он помолчал, точно впитывая в себя увиденное и узнанное, потом начал говорить:

— Четверо подозреваемых вами. Четверо, кто держит свой разум и душу закрытыми на крепкие замки. Скорее, все же пятеро. Вы забыли про короля, — и, заметив смятение на лицах собеседников, пояснил: — И правильно, что не решились проверить Теодориха. Как все те, в ком течет кровь Меровингов, он сродни нам, ведунам. Вы бы все равно ничего не увидели, зато ответ не заставил бы себя ждать — быстрый и жесткий, а возможно, и смертельный.

Ведун примолк, казалось, что он прислушивается к чему-то, лежащему за пределами восприятия визитеров. Затем продолжил:

— Двоих сразу исключаем: меня и монарха. Остаются трое — Мартелл, Рагнемод и Гунтар. Кто-то из них предатель, кто-то из этой троицы замыслил гнусное дело — заговор против короля. И вряд ли с ходу удастся расколоть этот орех — не по зубам он вам. И способности ваши визоровы не помогут. Даже мы, ведуны, маги внутреннего круга Посвящения, не в состоянии пробиться сквозь барьеры этих троих. Впрочем, нам это не очень-то и нужно… — Волузиан на миг усмехнулся чему-то своему, не доступному никому на свете, но тут же вернул разговор в прежнее русло: — Значит, остается либо терпеливо выжидать, когда злодей сам допустит промашку и раскроется — а на это времени нет, либо…

Он на мгновение смолк, нацелил в их сторону указательный палец с нанизанным на него перстнем-талисманом и закончил свою мысль:

— …нужно использовать проверенный временем метод. Тот самый, который вы уже применяли. Вам ясна моя мысль?

Антоний сразу же все понял, а вот до Ромула, кажется, не дошло, хотя именно он предложил ранее эту уловку. Столетов объяснил. Его товарищ не сдержался и вполголоса выругался — в минуты душевного волнения он переходил на русский:

— Ах, ты ж, мать их растак! Опять становиться подсадными утками!..

Антон прекрасно понимал, что от них требуется, и в то же время пребывал в смятении. Смущало не только то, что придется рисковать и вызывать огонь на себя, но еще и то, что они никак не могли проверить искренность верховного мага. Приходилось верить на слово — и это сильно напрягало.

Между тем Волузиан поднялся, шагнул к прячущемуся в тени столику, взял оттуда какой-то предмет и заговорил:

— Я догадываюсь, что вы сейчас думаете: почему этот старец подозревает Гунтара, когда мы ясно знаем, что граф ни при чем?.. Сразу скажу: очень хотел бы согласиться с вами, но не имею права отвергнуть ни одну версию, покуда не доказано обратное. Лично мне представляется, что наиболее подходящая кандидатура на роль главного заговорщика — наш казначей. Потому и начнем с него. Вы напроситесь к нему на прием, а когда он вас примет, предъявите ему обвинения. Но проделайте все это наедине с ним — посторонних быть не должно.

— И что потом? — осмелился спросить Ромул.

— Потом вы спокойно уйдете. Если он преступник и брошенный вами вызов сработает, то мерзавец попытается как можно быстрее устранить вас. Но сделать это мы ему не дадим.

Антоний вздохнул и покачал головой:

— А если он учует западню?

Ведун невозмутимо посмотрел на него:

— Не учует. Потому что западни не будет.