Ричард Олдингтон сам пережил ужасы войны и всей страстью души взывал к жизни: "Какое великое счастье жить, чувствовать, что ты живешь, - это уже само по себе великое чудо".
Счастье любить чистой любовью, испытывать радости ее интимных переживаний, свободных как от ханжества, так и вульгарности, не отворачиваться безрассудно от простых естественных чувств, необходимых для полноты бытия... Но не бежать на остров Эа, безрассудно пренебрегая великой силой гражданских чувств.
Эта исповедь буржуазного интеллигента отразила тревожные настроения и горестный опыт отнюдь не единственной личности. Искренние, выстраданные признания писателя, нашего современника, свидетельствуют о крахе старого мира и том тупике, в который заводит гибельный индивидуализм.
С 22 июня по 11 июля 1962 года Ричард Олдингтон жил и Москве. Делясь своими впечатлениями с корреспондентом "Правды", Олдингтон сказал:
- В тот же день, 22 июня, когда самолет приземлился в Шереметьеве, я увидел первую березовую рощу России. Потом я видел березу в каждом ландшафте под Москвой и Ленинградом. И она слилась в моем восприятии России с новыми высотными зданиями Москвы, с удивительным ансамблем Ленинграда.
Я посетил Советский Союз впервые и впервые увидел Кремль с его замечательными соборами и площадями. Я был в комнате Ленина, и это оставило неизгладимое впечатление.
А Дворец съездов - идеальное здание современности.
Сегодня у меня был один из самых замечательных дней моей жизни. Ваши писатели очень тепло и сердечно отметили день моего семидесятилетия. Я так переполнен чувством благодарности и так взволнован, что могу сказать лишь одно: я никогда этого не забуду".
Ричард Олдингтон оставил о себе в нашей стране самое доброе воспоминание - своей скромностью, сдержанным чувством достоинства, той самой "изначальной порядочностью", в которую он так верил, - всем, что, складываясь вместе, становилось личным обаянием.
М. Урнов
ВСЕ ЛЮДИ - ВРАГИ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1900 - 1914
I
Когда бессмертные боги сходятся на совет, они говорят о многом, но больше всего сетуют на сумерки забвения, сгустившиеся над ними, вздыхают о разрушенных храмах, о жертвенных дарах, коих они лишились, и оплакивают запустение мира, который им хотелось бы превратить в роскошный сад, где боги могли бы пребывать вместе с людьми. Ибо, хотя боги и бессмертны, они не всемогущи. Их могущество проявляется в людях и осуществляется только через людей. И все это выдумки поэтов, будто они обсуждают судьбу отдельных смертных и спускаются на землю на благо или на погибель человека, которого они избрали предметом своей любви или ненависти.
Боги собрались в обширном мегароне Зевса Олимпийского, и белокурые служки поставили перед ними амброзию и нектар, нетленную пищу бессмертных.
Когда они насытились, а слух их усладился звуками лиры, Зевс-громовержец так начал свою речь:
- Стыд и погибель людям! Мы наделили их всеми благами и дали им шар земной, дабы они обитали на нем, но они позволили увлечь себя дурным сновидениям и призракам тьмы, и нет среди них ни одного, кто бы открыто или в тайниках души своей не испытывал ненависти к себе подобным. Говорите, боги, пусть каждый скажет свое слово, ибо вот сейчас зарождается на земле на сладостном ложе любви существо, которому парки [Парки - в римской мифологии богини судьбы. (Здесь и далее прим, ред.)] готовят необычайную судьбу.
Ему суждено изведать в жизни много отрадного и много горького, узнать много людей, много городов, бороться за жизнь, подобную нашей, и терпеть поражение через злобу людскую. Скажите же, о боги, одарим ли мы этого человека щедрыми дарами, или дадим ему упасть, подобно еще одному незаметному листу среди несущихся вихрем поколений?
На эту речь ответ держала Афина-Паллада, богиня с устрашающе ясным взором, чьи груди, никогда не кормившие ребенка, были тверды, как сталь.
- Отец наш Зевс, и вы все, бессмертные боги, отдайте судьбу этого человека в мои руки, ибо никого из богов не будет он любить так, как меня. Я вырву из души его всякое коварство и наделю прозорливостью его духовный взор, дабы он возлюбил правду и возненавидел ложь. Я дам ему те крупицы знания, которые ему подобает иметь, ибо ум человеческий подобен хрупкой раковине - он не может вместить в себя бездонной пучины. Прежде всего я вложу в его сердце неиссякаемое стремление к тому, что есть благо, надежду, мужество и веру в людей, как бы они ни были дурны.
Едва только она умолкла, среди бессмертных поднялся шум, ибо каждый хотел сказать свое слово. Но златокудрая Афродита упала к ногам Зевса, прекрасные груди ее коснулись его коленей, небесно-голубые очи, перед которыми не мог устоять ни один мужчина, заглянули ему в лицо, она погладила его бороду своей прелестной рукой. Зевс улыбнулся, ласково положил руку на ее нежную головку, коснулся ее обнаженного плеча и сказал: