Все меняется

– Лагерь был мой и Кристофера, – объяснил Саймон, с неловкостью припомнив, что так и не поддержал Кристофера в драке.

– А кто такой Кристофер?

– Наш кузен. Он стал монахом.

– А-а. Тогда понятно.

– Что понятно?

– Ну, вряд ли найдется хоть один монах, который что-нибудь смыслит в строительстве.

– А что вы знаете о монахах? Кто-нибудь из вас? – Последнее уточнение – чтобы не услышать снова это близнецовое «мы».

Генри повернулся к Тому:

– Что мы знаем?

Том задумался.

– Вообще-то при Тюдорах им здорово досталось. Их выгоняли из монастырей и сжигали у столба, а католикам вообще приходилось прятаться в чужих чуланах.

Тедди, уже откровенно заскучавший, предложил вернуться домой к чаю, и, хоть между близнецами завязался жаркий спор о постройках и о том, сколько времени могло понадобиться на строительство чего-нибудь приличного – тут всплыл Стоунхендж, «но в нем же невозможно жить!», – их обратный путь через поля завершился состязанием в беге, которое, само собой, выиграли близнецы.

* * *

Пазл ловко перенесли на одеяле в кухонный конец холла, стол накрыли к чаю, кое-кто уже накинулся на сандвичи.

– Только не забывайте, пожалуйста, добавлять мне в молоко кофе и чай, – твердила Лора. Поверх ее индейского головного убора из перьев теперь ненадежно сидела корона из золотой бумаги.

– Думаю, это ко всем относится, – сказал Арчи. – Всем нам не помешает выпить. Прогулка была что надо!

– А по мне, так даже слишком, – отозвался Берти. – Я пятку натер.

– Это потому, что не надел носки.

– А где Джульет? – вдруг спросила Зоуи. – Разве она не ходила с вами, Руп?

– Я думал, она ушла с Тедди и Саймоном.

Генри подхватил:

– И с нами. Нет, с нами ее не было.

Зоуи, которая предпочла отдых прогулке, теперь уже раскаивалась.

– Право, Руперт, мне казалось, ты обещал, что за всем проследишь.

Джорджи отвлекся от своего сандвича с яйцом.

– По-моему, она села к Невиллу в машину.

– А, ну тогда все в порядке. С ним она в безопасности.

* * *

– Ты ведь не боишься, правда? Со мной ты в безопасности, моя дорогая, прекрасная Джульет!

Она метнула в него быстрый взгляд и потупилась, уставилась на свои колени. «Дорогая», «прекрасная» – эти слова возбуждали в ней нечто вроде боязливого волнения. Мелькнула ужасная мысль, что он потешается над ней.

– Ты правда так думаешь?

– О да. Я не шучу. Не смейся надо мной. Можем заключить соглашение не смеяться друг над другом, да?

– Да, – как хорошо, что все прояснилось.

– Но если кто-то другой поскользнулся на метафорической банановой кожуре, мы вправе смеяться, сколько душе угодно.

– А мне бы не захотелось. Только представь, каково бедняге!

– Незачем мне представлять, он же никто. Если ты гипотетический, тебя не существует.

– А-а.

Он умолк. Все складывалось не так, как он воображал. Ему казалось, труднее всего будет остаться с ней наедине, а это оказалось проще простого: «Зачем тебе мерзнуть на этой прогулке? Давай прокатимся в моей машине». Она уже достигла возраста, когда некоторые ее ровесницы хвастались кавалерами, но ни у кого из них не было машины. Она всем расскажет, и они заткнутся.

Так что все замечательно. Она согласилась, вместе они выскользнули из дома через кухонную дверь и прошли по гаревой дорожке к двору перед конюшней и гаражами.

Только когда они уже сидели в машине и пропускали толпу пешеходов, поворачивающих налево, к Уотлингтону, а сами собирались повернуть направо, к Бэттлу, он вдруг заволновался – даже оробел, осознав, что остался с ней наедине. Как объяснить ей то удивительное, что случилось с ним? Стоит ли ему воспринимать этот день просто как праздничную вылазку? Или попытаться со всей серьезностью рассказать ей о своих чувствах? И в том, и в другом подходе было что-то неправильное. Так или иначе, он решил ничего не предпринимать, пока он за рулем. Он проедет мимо Бэттла до того места, где есть поворот в лес. А когда свернет туда, то предложит прогуляться и попросит разрешения сделать несколько снимков.

Так он ей и сказал, и она как будто бы отнеслась к услышанному спокойно и радостно.

Он прибавил скорость – ему не терпелось поскорее доехать до леса.

День был по-настоящему зимний, безветренный, голые деревья казались сложным каркасом, приготовленным для скульптуры из их листвы. На плотном свинцовом небе тускло-оранжевое солнце незаметно клонилось к горизонту, оставляя сумеречный мазок.

Он нашел поворот к лесу, оба вышли из машины.

– Если ты меня сфотографируешь, ты отправишь снимок в журнал?

– Не знаю, – ответил он и, заметив, что она приуныла, добавил: – Думаю, когда-нибудь – да. Дай мне руку. Боже, да ты продрогла!

На ней была новая зимняя куртка – оливково-зеленая, с капюшоном, отделанным мехом – по его мнению, он подчеркивал загадочную красоту ее лица. Отщелкаю несколько кадров, а потом все ей объясню, думал он.