Всё моё сумасшествие

У Нее была блестящая карьера, не то что у меня, бестолочи. По крайней мере я так считаю. Окончив университет, первым делом она пошла работать в какой-то “Союз КЖСК”, который в дальнейшем переименовали в “Союз ТСЖ”. Проработав там пять лет, три из которых провела в декрете, Она решила подыскать другое место. Некоторое время работы менялись: 10 месяцев в департаменте жилищно-коммунального хозяйства, один год в комитете по обслуживанию населения, а потом таки нашла свое место. И далее начался карьерный рост: через два месяца переведена на должность ведущего специалиста, спустя год получила повышенную категорию, еще через двенадцать месяцев Ей присвоили классный чин государственной гражданской службы, а в последствии повысили еще раз, до самого высокого разряда.

А последнюю запись в трудовой Ей ставил Кладищев, автор различных книг по физике, блестящий предприниматель и просто хороший человек, неоднократно дававший интервью в местные газеты. Я как сейчас помню его уродскую, детскую подпись. В его ТСЖ Она значилась консультантом по строительству, правда за все полтора года работы ни разу не появилась в офисе. Но зарплату, скажу так, получала по расписанию. Секрет невероятной удачи прост: автор книг по физике, блестящий предприниматель, учредитель ТСЖ и просто хороший человек по совместительству являлся Ее отцом.

Итак, выписавшись с больничного, Она поехала в любимое управление. Почти все в нем было хорошо: приличная зарплата, милейшее руководство, чистый и удобный офис, вкусные бесплатные обеды. Но Ей, к сожалению, приходилось работать в одном кабинете с некой бабулей. Не помню, как ее звали, пускай будет Зоя. Так вот, Зое все время было жарко. Особенно летом, в офисе без кондиционера. А Ей в последнее время часто становилось холодно, поэтому битва за окно продолжалась весь рабочий день.Она не относилась к тем людям, кто будет молча терпеть. Со своим характером фурии, Она остервенело вскакивала со стула и бежала закрывать форточку, успевая по дороге сказать несчастной Зое пару ласковых слов, но исключительно на “Вы”. Бабуля оказалась тоже не промах, и с удовольствием вступала в словесную перепалку.

А я вот обычно терплю, если другие люди причиняют мне неудобства. Это наверное потому то я из себя ничего не представляю.

Спустя несколько дней работы Ей снова стало плохо. Опять заболело горло, холод охватил тело пуще прежнего, и все окна в доме напрочь позакрывались. Она возлежала на диване и была одета слишком тепло даже будь у нее температура сорок.

Я же носилась вокруг и жалела изо всех сил, а Она, слегка отвлекаясь от невыносимой болезни, пыталась найти симптомы простуды и у меня.

– Видишь, я совсем расхворалась. Не дай Бог заразишься, школу пропустишь, поэтому сегодня голову мыть не пойдешь.

Мои возмущения о том, что волосы уже грязные, не принесли успеха – Она была непреклонна. Немного отлежавшись, мы засели учить математику. Никому не известно, как я втайне ненавидела этот чертов предмет. Я тогда училась классе в пятом, однако дома приходилось решать задачи за девятый. И еще Она умудрялась сама придумывать разные уравнения, а я потом пыхтела над ними до посинения. Классу к седьмому я знала всю институтскую, высшую математику, а учебники по физике и алгебре снились мне в страшных снах.

Более того, в доме имелось еще одно орудие пыток – огроменный глубокий шкаф, высотой от пола до самого потолка, под завязку набитый книгами. В перерывах между алгеброй и физикой я занималась чтением различных книг, и обычно это было что-то наподобии трехтомников о Чингисхане или обветшавшей “Угрюм река”. Книженции явно не для девятилетних мозгов, особенно если учитывать что все мои родственники гениальны, а я пошла не в них, а в какого нибудь дауна пра-пра-пра-прадеда.

Обычно Она делала так: ежедневно, перед уходом на работу, для меня отсчитывались листы, необходимые для прочитывания на текущий день. Их объем в основном составлял сто-сто пятьдесят страниц. Я возвращалась со школы, садилась над книгами и рыдала, пытаясь понять политику Чингисхана во время трехсотлетнего ига. Обмануть Ее невозможно: казалось, Она знала эти книги наизусть. И на закуску, так сказать для полного удовольствия, вечером к нам припирался репетитор по английскому языку. Пару дней в неделю меня ожидало мучение в художественной школе, где преподаватель орал что я нарисовала кувшин цвета дерьма, но я, каким-то невероятным образом вместе со своими обосраными кувшинами занимала на всех конкурсах первое место.

На следующий день Она в очередной раз посетила поликлинику. Наследовой, видимо, надоело ее таскание на приемы, и врачом был назначен антибиотик Цефтриаксон, внутримышечно, на семь дней. Назначение оправдывалось словами:

– У вас наверное где-то бактериальная флора поселилась и размножается.

“Достойное” объяснение для врача.”

***