Все могу

Марина зашла в храм, поздоровалась с мужчиной в форме МЧС, который и был крестным отцом, Коля их познакомил.

Отец Лев стоял спиной, наливал из крана воду в купель, потом повернулся. Если бы Марина не знала заранее, она бы вздрогнула. Отцом Львом был недавний заключенный, с которым Марина встречалась, казалось, в другой жизни. Марина подошла к нему, прося благословения, улыбнулась и поправила платок на голове.

Началось таинство. Рядом стояла мать Марины.

– Куда ты смотрела? Так ужасно назвать ребенка. Егор! Будут дразнить его – говна бугор.

Марина укоризненно прервала:

– Мама!

– Что – мама? Вы с сестрой живете как в аквариуме. Был бы жив отец… – перекрестилась, – все было бы по-другому. Они еще хотели назвать Матвей. Сто грамм налей. И этот все лезет. Илья предлагал. Как Обломов. Эти Ильи все малахольные. Илья ходит вечно без белья. Ой, – громко вздохнула, – наделал детей.

– Мама, хватит, – останавливала Марина.

– Конечно, хватит. Я рожала вас не для того, чтобы вы внуков дурацкими именами называли. Ведь есть же хорошие русские имена, Иосиф, например.

Марина даже на мгновение застыла. Именно так звали ее врача. Иосиф Абрамович Узилевский. Он работал вместо прежнего специалиста.

– Я заменяю Накашидзе. Что ж… – сказал Узилевский и протянул руку к карте, которую Марина держала на коленях.

Марина пыталась дать карту и уронила на пол коробку конфет. Попыталась пошутить:

– Доктор сыт – больному легче.

Врач с назиданием подтвердил:

– Вы правы, деточка. Могу только добавить, что на одну зарплату есть нечего, а на две некогда, – и уткнулся в карту, сам с собой ведя диалог. – Понятно. Хорошо. Сколько, вы говорите, времени прошло? Больше чем полгода. Давайте я вас посмотрю.

Растерянная Марина начала раздеваться, чтобы через пять минут одеться вновь, а еще через десять выйти из этого кабинета с прежними белыми шторами полностью свободной от довлеющего диагноза и снова вернуться на работу.

А там ничего не изменилось. Первое, что Марина сделала, повесила на стену черно-белую фотографию Алексея и включила его любимую песню «How high the moon?». Элла Фицджеральд все спрашивала, как высоко Луна, и рассказывала, что где-то есть небеса. Леша теперь точно знал – где. Марина достала бутылку коньяку и выпила. Зашел Сергей Петрович:

– Все хорошо? Время восемь, а ты все сидишь на работе.

– Все очень хорошо. – Марина почти не врала. До этого она не могла жить, потому что кислород, которым присутствие Леши ее наполняло, кончился. Но теперь кто-то невидимый вдохнул в Марину новую жизнь. Наверняка она поняла это там, у врача. Как будто обнулили долги. Даже от болезни избавили. Давай все заново. Вырви глаз и выбрось.

– Что делать будешь? – Начальник спрашивал деловито.

Марина, имитируя игру на гобое, ответила:

– Куплю гобой.

– Я же говорил, что со временем все стечет.

– Стечет с ручейком. – Последние два слова прозвучали как «сру чайком».

Марина и Сергей Петрович засмеялись.

– Нет, серьезно, – приставал начальник.

– Поеду на стройку. Ядерная электростанция есть, а термоядерной пока не построили.

– Цепочка радиоактивного распада похожа на тебя – столь же непредсказуема. Марин, оставим шутки школоло. Надо пострадать за искусство.

– Можно завтра? Сегодня я счастливая.

– Я сегодня не такой, как вчера. Можно и завтра. Договорились. Завтра ты заходишь, я излагаю тебе суть дела.

– Путаешь карты, Серега! – Вот это уже была наглость. Сергей Петрович удивился. Даже поморщился. Но на первый раз простил.

Из кабинета они вышли вместе. Марина на полпути отстала:

– А мне сюда, – и толкнула дверь с табличкой «отдел преступности».

Как и всегда, здесь было накурено. Мужчины сидели в дыму и в застолье. Марину никто не заметил, говорили о своем:

– Ну, в общем, она все снимает, там все в цветах…

Раздалось дружное мужское ржание.

– И я говорю: «Ты как хочешь, но я эту клумбу трахать не буду».

Марина смутилась, специально громыхнула стулом. Мужчины обернулись.

– Заходи, Марин. Заходи. Сто лет тебя не было. На вот, пельмени, закуси.

– Откуда пельмени?

– Из чайника.

Марина села, стала есть. Ей тут были искренне рады, и, что важно, никто ее не жалел. Она вместе с коллегами пила, веселилась. Водка лилась из заварочного чайника, колбаса резалась банковской карточкой, за окном собирались на смену проститутки, и мужики, перевесившись из окна, привычно здоровались с ними. Их не объединял досуг, лишь некоторая общность профессий. Во всем этом вертепе Марине было впервые хорошо. Она поняла, что вернулась на радары жизни. Все было по-прежнему, только без Леши.

Настя возилась с детьми.

Сергей Петрович выбирал себе новый галстук и покупал сигары.

Коля ночевал у любовницы.

Марина ела пельмени руками.

Индира качала Эсму.

Мама Марины смотрела ток-шоу.

Только не было Леши.

Марина в этот вечер вступила в очень близкие отношения с алкоголем. Из редакции вышли уже ближе к полуночи. Почему-то Марина показывала всем инсценировку стиха:

Тики-тики,
Тики-таки,
Ходят в нашей
Речке раки,
Ходят задом наперед,
Ищут раки
В речке брод.