– У тех, кто тут занимается поиском алмазов, нет денег на самолет и поезд, и нет своих автомобилей и даже мотоциклов. И куда идти-то? Здесь дом, у всех много родственников. И это относительно постоянный заработок. Небольшой, но на жизнь хватает. И других покупателей нет! Никто никуда уезжать не собирается! Но если дадите побольше… – мужик хитро улыбнулся.
Когда я впервые занималась алмазной темой, то выяснила, что и в других регионах вольные старатели получают очень мало. Прибыль достается другим. Все, кто живет в «алмазном регионе», оказываются как-то задействованы в этом бизнесе – и простые работники всех предприятий, занимающихся добычей и огранкой, и чиновники, и милиция, и «вольники», которые официально нигде не работают. Но состояния на алмазах делают руководители алмазодобывающих и ограночных предприятий, высокопоставленные чиновники. Они участвуют в международной торговле алмазами и бриллиантами. Зарплаты у простых сотрудников упомянутых предприятий небольшие, у вольных старателей зарплаты нет вообще, но все знают скупщиков. Народ подрабатывает незаконной добычей и выносом камней за пределы предприятия. Иногда простым людям приходится продавать камни менее чем по сотой (!) доле их стоимости. Дороже продавать некому. Иначе камни не пристроить и не вывезти из региона. За этим следят. Если попробуешь сделать свой маленький бизнес, житья тебе не будет. Тут же налетят милиция и представители теневых структур.
Мне говорили, что половину мирового теневого рынка алмазов составляют якутские алмазы. Во второй половине тоже немало наших.
И здесь, значит, налажена типичная схема. Простым людям платят по самой низкой ставке, но им некуда деться. А кто-то на этих алмазах хорошо обогащается…
И тут мне в голову ударила мысль. Я поняла, почему алмазы из этого региона могли предлагать в Нью-Йорке по демпинговым ценам. Они же конкурируют с якутскими! Надо якутские вытеснять! Надо самим получать прибыль! Пусть не такую большую, но все равно значительную!
И американцы могли решить, что с теневым рынком якутских алмазов им не справиться никогда, а с этим потоком можно. Он еще, наверное, не налажен окончательно. И Ричард Редбулл приехал сюда.
Но справится ли он с нашими военными?
Я бы поставила все-таки на наших военных, а не на ЦРУ. Ведь в данном случае наши люди работают на себя! Они не государство защищают, а свои семьи обеспечивают. А это – очень серьезный стимул.
Я спросила, за сколько мужичонка готов продать нам алмазы. Он назвал цену чуть выше той, которую вчера запросил Николай. Значит, и Николай нас, вероятно, не хотел подставлять? И зря мы с Татьяной прятали алмазы в туалете? Нет, это-то не зря. Пусть там полежат. В номере опасно, и с собой носить не стоило.
Я достала из кармана электронный тестер, который прихватила с собой из гостиницы, и проверила четыре маленьких камушка.
– А мы просто царапаем, – улыбнулся мужичонка щербатым ртом.
Татьяна достала деньги. Мужичонка отвесил поклон.
– Вопрос можно?
Я достала из сумки, висевшей у меня на плече, бутылку водки и продемонстрировала продавцу алмазов. Он улыбнулся еще более радостно, чем при виде денег.
– Что на зоне происходит?
– Какие-то эксперименты проводят. Какие – не знаю. Но наши туда больше не суются.
– Люди с зоны занимаются добычей алмазов?
– Нет. Те речные наносы довольно далеко отсюда. Мы уходим с палатками на все лето. Чаще идешь с родственниками. По одному мало кто ходит, ну и тогда, конечно, на все лето не уйдешь. Собрали партию – один возвращается, продает камни, закупает продукты – и назад. Потом живем на эти деньги весь год.
– Но ведь после того, как образовалась воронка, что-то могло выкинуть на поверхность, – заметила я.
– Это когда метеорит грохнулся? У нас говорили, что начались какие-то радиоактивные выбросы. Поэтому военные так быстро и огородили участок.
– Ну, вообще-то от радиации забором с колючей проволокой не спасешься, – хмыкнула Татьяна.
– Может, какие-то другие выбросы были, которые не распространяются на большие расстояния, – пожал плечами мужичонка. – Химические, например. Я не знаю.
Мы с Татьяной переглянулись. А ведь на самом деле на месте взрыва ракеты могли быть какие-то выбросы… И сразу же после взрыва, и на протяжении какого-то времени после него. То есть огораживание было произведено правильно. И если хотели пресечь распространение инфекции, то тоже правильно.
– А что с бомжами, бичами, гастарбайтерами? – наудачу спросила я.
– Не знаем, – вздохнул мужичонка. – Сами гадаем. Их периодически на зону привозят. Зэков там больше нет. Наших никого близко не подпускают. И все эти типы, которых на зону везут, – не из нашего региона. Наши все здесь, то есть я хотел сказать, что из наших никто не пропадал.