Все могут короли

Иногда — очень редко — случалось так, что Альберт оставался с Туве наедине. Тогда он пытался с ней разговаривать. Невыносимо было смотреть на ее прекрасное и измученное лицо, обтянутое прозрачно-белой кожей, и оставаться равнодушным. Не зная толком, что говорить, и не в силах молчать, Альберт начинал нести какую-то чушь об осенних ветрах, опавшей листве и тяжелых тучах — обо всем, чего королевна не могла видеть, оставаясь в постели. Туве не обращала на его болтовню никакого внимания. Лежала неподвижно, вперив взор в нависающий над ней полог кровати. Альберту подумалось даже, что в царстве Борона ей, пожалуй, было бы лучше, чем здесь. Все равно в ней не осталось никакой воли к жизни. Или, может быть, это следствие ее умственной неполноценности, о которой Альберту приходилось слышать ранее? Так или иначе, Альберт не понимал, почему император так страстно желал эту девушку себе в супруги. Или, возможно, «страстно» было не то слово, которое годилось применять по отношению к императору. Правильнее было бы сказать, что он желал ее со всей присущей ему мрачной яростью. Но и это определение не решало вопрос «почему». Неужто он, в самом деле, любит ее? Подумать страшно… чтобы император — и любил кого-нибудь? Эта мысль заставила Альберта поежиться. Бедная Туве! Альберт сам любил императора, но он не хотел бы испытать на себе тяжесть императорской любви. Это было бы все равно как обнаружить, что тебя любит морской утес, или грозовая туча, или дикий ураган. Такое чувство могло только разрушить или убить. Лучше уж броситься головой вниз со скалы… или вот, как эта несчастная, располосовать себе вены.

И ведь императору ничего не стоило облегчить ее муки. Раз уж она была так нужна ему, он мог бы вложить в ее душу хоть немного тепла и привязанности к нему. Разве им обоим не стало бы легче?.. Невозможно было поверить, что страдания Туве оставляют императора совершенно равнодушным.

Когда стало ясно, что жизнь королевны вне опасности, Альберт смог заняться другим поручением. Следовало расспросить девушек-служанок, которые временно перебрались на нижний этаж, в комнаты для слуг. К госпоже их пока не допускали, а усадили за шитье и штопку. Альберт распорядился привести их наверх, в маленькую комнату, которая открывала галерею комнат, занимаемых скаанской принцессой.

Служанки были гораздо младше своей госпожи. В сущности, все они были еще совсем юными девочками, лет шестнадцати, а то и пятнадцати. Перед Альбертом они страшно робели, не смели даже поднять на него глаза и прятали руки под передниками. У них были очень хорошенькие, хотя и совершенно простенькие мордашки. Девчонки были похожи друг на друга, как сестры, и Альберт не сразу различил, кто из них Еша, кто — Брита, а кто — Ольвен. Еша была повыше и пощекастее остальных девушек, и в этом состояло, пожалуй, единственное различие в их внешности.

— Еша, — обратился к ней Альберт, стараясь выговаривать медленно и четко слова всеобщего языка. — Я знаю, что это ты нашла госпожу в ту ночь, когда… когда с ней произошло несчастье. Расскажи мне как можно подробнее, что ты видела и слышала.

К его удивлению, вместо ответа девушка бухнулась перед ним на колени, вцепилась в его руку и принялась неистово целовать ее. При этом она что-то быстро и неразборчиво выкрикивала плачущим голосом. От неожиданности Альберт попятился от нее, но Еша не отпускала его и поползла вслед за ним на коленках.

— Да тише ты! — вскипев, прикрикнул на нее Альберт. — Говори помедленнее, во имя Фируна!

То ли слова Альберта произвели впечатление, то ли упоминание Повелителя Зимы Фируна, которого очень почитали в Скаане, но речь Еши стала немного разборчивее. Слова всеобщего языка она коверкала самым ужасным образом, и вдобавок мешала их со скаанскими словами, но все же кое-что Альберт сумел понять. Еша просила не наказывать ее слишком строго, и — главное! — не говорить об ее вине "молодому королю", потому что он даже слушать ее не будет, а убьет на месте, одним взглядом убьет, это она точно знает, уж такие страшные у него глаза, цветом как расплавленное золото, и жгутся так же! Пусть лучше молодой господин сам накажет ее, как хочет! Она все, все готова делать, чтобы загладить свою вину! Пусть он выпорет ее или отправит на самые тяжелые работы, только пусть не говорит своему королю!

Выслушав весь этот бред, Альберт только плюнул с досады. Девчонки здорово боялись Бардена: наслушавшись причитаний Еши, Брита с Ольвен тоже ударились в слезы, и от их пронзительных голосов у Альберта звенело в ушах. Альберт немедленно рассвирепел и отцепил от себя, наконец, Ешу.

— Императору нет до вас никакого дела! — сказал он громко и зло. Конечно, это было вранье, но иначе служанок было не успокоить. — Он не собирается вас убивать! У него есть дела поважнее! Так что утихните, немедленно. А то я сам вас высеку, дуры вы этакие.