Все мои Надежды и Мечты (ЛП)

— Даже очень, — согласно кивнула я.

— Слушай, Фриск… — неожиданно заговорил он. — А можно… можно мне с тобой поговорить…

— Мы и так говорим, — покосилась я на него.

— Нет, — сказал он, посерьезнев. — Я хочу поговорить о нас.

— Никаких «нас» больше не предвидится, — ответила я. — У меня были месячные. Я не беременна.

Аз с облегчением выдохнул. От этого у меня затряслись кулаки.

— Видишь, — пропустила я каждое слово сквозь зубы. — Вовсе бы ты ничего не сделал, чтобы наш ребенок увидел свет.

Он открыл рот и, казалось, был уже готов что-то сказать мне. Но в итоге просто встал и вышел из комнаты прочь.

После той ночи играть в то, что ничего между балом и проживаемым им днем не было, стал уже он. И я с горькой радостью ему подыгрывала. А потом просто выбросила все бредни о предназначенной нам с детства любви из головы.

После расставания я остригла свои волосы так коротко, как никогда до этого. Я никому не говорила, почему. Даже наперебой интересующихся моим «сменившимся имиджем» подружкам.

А все потому, что каждое зеркало улыбалось мне знакомой натянутой улыбкой. Той, имени владелицы которой я так опасалась. Глаза, пылавшие под челкой, напоминали две бездонных пропасти и корили меня за то, что я была точно такой же никчемной эгоисткой, которая не пожалела всего, что у нее было, чтобы лишний раз доказать это.

И я, и Аз сдали выпускные экзамены. Причем на высшие баллы. Чему тут удивляться: последние дни учебы в школе я не расставалась с учебниками, потому что только уходя с головой в их бесстрастные прописные истины понимала, что хоть какая-то правда в этой жизни все еще осталась. Вся параллель благополучно получила свои аттестаты и все лето промучила головы над тем, по какой дороге им идти во взрослую жизнь. Я проводила вне дома столько времени, сколько могли мне позволить обстоятельства. Аз тоже. Мама и папа, но в особенности почему-то папа, начали страдать от так называемого «синдрома опустевшего гнезда», и каждый раз, когда кто-то из нас появлялся рядом, с радостью принимались окружать его вниманием. Но мы слишком изменились.

Я даже не провожала Аза, который, собрав все нужные вещи за два дня до отлета, готовился уезжать в университет. Ему предоставили комнату в кампусе, и он хотел как можно скорее заселиться в нее, чтобы к началу учебных занятий беспорядок не отвлекал его. Однако я знала, в чем на самом деле была причина его спешки. Пока осень медленно вступала в свои права, готовя и меня к отъезду в колледж, я становилась все более мрачной и все менее приятной в общении. В отношениях почти со всеми моими старыми друзьями наступила пауза. Со всем, кроме Липпи.

О, Липпи. Как же ты спасала меня тогда.

Поскольку у нее единственной не было молодого человека, о котором она была бы готова без умолку трещать при каждой встрече, ее компания казалась оазисом, цветущим посреди пустыни иссушавшего меня одиночества, гнева и зависти. Именно в этом оазисе легче всего было не замечать, что Аз уезжает, и ничто больше не будет, как прежде.

— Вы с братом, кажется, поссорились, да? — спросила она меня, когда мы уселись в какой-то кофейне.

Я чуть не поперхнулась кофе. Да-да, вкус «взрослого» напитка больше меня не отталкивал. И никакого вам молоха и сахара. Ни одной ложки. Только обжигающее варево; черное, как уголь, и горькое, как деготь. Моя рука задрожала и я чуть не выплеснула горячую чашку ей в лицо, но, к собственной моей неожиданности, выплеснулось кое-что совсем другое. Накопленные за лето слезы.

Я заревела. Липпи вскочила и прижала мою коротко стриженную голову к себе. Я не отстранилась.

— Он уезжает, Липпи. Он уходит!..

Если бы я не прикусила язык и не зашлась в новом приступе рыданий, то точно бы сказала «он уходит от меня».

— Вы еще встретитесь, — гладила меня Липпи.

Я понимала, что она хотела сказать. Но нет. Нет и нет.

О, Азриэль — мой прекрасный, нежный и любящий принц. Моя любовь и сладострастие. Тот, кого я любила больше всех на свете. Ты никогда не вернешься.

В мире было полно людей, достойнее и чище меня. И я знала, что ты обязательно найдешь такого человека. Зачем я буду нужна тебе после этого?..

Я осознавала, что до сегодняшнего дня ситуация была еще поправима. Я могла бы просто сказать ему, что мне очень жаль, и я не хочу расставаться с ним на такой ноте. Я бы хотела снова быть рядом с ним. Как лучший друг, как сестра, или как кто угодно другой. Но было уже слишком поздно. Та часть меня, которая сперва чернела, пухла и набухала ядом, будто стремительно сгнивая, а потом окаменела всего за одну ночь, не хотела этого. Прежняя я была похоронена под ней, как под могильной плитой. И мне нравилась ее тяжесть. Нравилась, что она загораживает от меня свет. Нравилось, что сердце, придавленное ей, все еще боролось. Вернее, не нравилось. Я просто понимала, что заслужила это.

Я часто задышала и в конце концов фыркнула. Слезы прекратились. В глазах остался только острый спазм, словно бы шептавшийся с тем, что клокотал у меня под сердцем.

— Вот, — протянула мне Липпи стопку бумажных салфеток. — Вытри слезы…