Все мои Надежды и Мечты (ЛП)

— Нам, пожалуйста, гато о шёколя, — сказала она, возвращая меню официанту. Потом повернулась в мою сторону и принялась объяснять: — Мы всегда берем шоколадные десерты. Мой Азик так любит шоколад, правда?

Шоколад… мой Азик так любит шоколад…

Искусно накрашенный рот, ямочки на щеках и блестящие глаза Грации превратились в багровый туман. Она была так счастлива… как же иначе? Она скоро станет женой Аза. Женой того, которого я так сильно любила и так бесчеловечно оттолкнула. Горький комок, вновь подкативший к горлу спустя столько лет, затвердел и вдруг обрушился вниз — как лезвие гильотины. Он скользнул по сердцу, разрезая его точно таким же точным и быстрым движением, каким Грация резала свое мясо.

Я встала со стула. Тело казалось набитым ватой. Я словно превратилась в робота, в котором что-то закоротило. Каждое движение давалось мне с невероятным усилием:

— Мне… мне надо в уборную…

Аз понял все сразу же:

— Фриски, ты же не…

— Да, дорогуша, что с тобой? — обеспокоенно перебила его Грация. — На тебе лица нет…

Я снова вцепилась в стул. Белыми на сей раз кроме пальцев оказались обе мои руки — вплоть до локтей. Я смотрела на Грацию, не мигая. Эти ямочки… весь мой гнев, казалось, сфокусировался в этих двух впадинках по бокам ее рта.

— Со мной-то? Все нормально. — отрезала я. — А вы чего хотели? Или это твой брат женится на какой-то потаскухе, которая даже не дает заказать ему, что он хочет?!

Мой голос смолк, перед этим успев превратиться в тихий крик. Поняла я это, только начав оглядываться по сторонам. Люди смотрели на меня широко вытаращенными глазами. Аз и Грация — тоже. Взгляд Грации был задумчивым и печальным, а Аза — ледяным. Совсем как у мамы.

— Фриск… — только и сказал он.

Схватив сумку, я умчалась прочь. Дорога, тянувшаяся между столами и стульями, показалась мне бесконечным лабиринтом. Хлопнув дверью уборной, я упала перед раковиной. Мой желудок налился свинцом, но меня при этом не тошнило.

Я подняла голову. Она уставилась на меня из зеркала. Какая же ненависть полыхала в этих глазах… но ненавидела она только саму себя.

— Фриск?

Мое имя. Но голос не его. Это была Грация.

— Прошу… — вцепилась я в раковину и зажмурила глаза. — Прошу тебя… прости меня… пожалуйста, прости…

— Все в порядке, — сказала она, кладя руку мне на плечо. — Я понимаю, что ты чувствуешь…

Я подняла голову. Какая же она была высокая… впрочем, нет. Это я была маленькая. Как гусеница.

— П-п-правда?.. — захлопала я губами.

— Азик говорил мне, что ты слишком сильно дорожишь им. Ты думаешь, что теряешь брата. Но это не так — ты не теряешь, а обретаешь. Еще одну сестру!.. ну, в смысле, невестку, конечно…

Теряю брата? Мое отражение захлопало намокшими ресницами. Прекрасное лицо Грации, белевшее над ним, заставило его выглядеть еще более жалким.

— Я так люблю твоего братика, Фриск… — улыбнулось мне лицо. — Я обещаю тебе, что со мной ему будет очень хорошо…

Рука на плече показалось мне тяжелее, чем камень.

Со мной ему будет очень хорошо…

В ушах зазвенело. Перед глазами один за другим принялись вырастать образы, порожденные моей растоптанной гордостью.

Вот Аз заходит в цветочный магазин к Грации. Вот их первое свидание. А потом они смеются и едят какой-нибудь шоколадный десерт из одной тарелки. Их пальцы переплетаются, они целуются и отдаются друг другу. Гора мускулов наваливается на Грацию всей своей тяжестью, и ее длинная стройная шея выгибается от экстаза, а он все толкается и толкается — прямо вглубь нее, и ей остается только выкрикивать его имя, а на щеках у нее от удовольствия появляются ямочки, и она царапает его мохнатую спину…

— Я… я так не могу… — сказала я, наконец всхлипнув. — Я пойду домой…

Каменная рука соскользнула с моего плеча. Грация даже не попыталась меня остановить.

За те несколько минут, что я провела в уборной в компании будущей жены Аза, бесконечный лабиринт стал больше в несколько сотен раз. Я ползла по бескрайней равнине из столов, стульев и белых скатертей, как настоящая гусеница.

«Фриск! Фриск!» — ожидала услышать я.

Мне казалось, что Аз попытается задержать меня. Он не мог не заметить, что я уже покинула уборную. Но в ушах у меня белым шумом стояли лишь обрывки тихих бесед посетителей, звон столовых приборов и мягкие шаги официантов.

Я зачем-то обернулась в его сторону, собрав последние крохи своей решимости в кулак. Наш столик находился в самом конце зала — у окна. Но он лишь смотрел на меня. Совершенно не двигался, совершенно не говорил. Он и не думал меня задерживать. Вместо этого он просто смотрел. Даже не на меня, а сквозь меня, как будто я превратилась в невидимку.

Затем к нему вернулась Грация, и он отвернулся в ее сторону.

Он выбрал ее. Это был правильный поступок. Ведь Грацию можно было любить. В отличие от меня. Кошмарного сна из прошлого, неудавшейся интрижки. Я застыла посреди ресторана. Никто не обращал на меня внимания. Я и вправду превратилась из гусеницы в невидимку. В мокрое место. В бесплотного призрака.