Все мои Надежды и Мечты (ЛП)

— Ты правда не понимаешь? Я просто была рядом с тобой. Я — это твое отчаяние, страх, или гнев, которые ты так старательно прячешь на самом дне сердца, играя в пацифистку… когда ты пылаешь ненавистью, ты сама зовешь меня к себе! Поэтому-то ты такая легкая добыча! Я же твоя тень… но если такую прекрасную тень отбрасывает такое ничтожество, то почему бы им не поменяться местами?..

Она сделала шаг вперед, взмахнув ножом. Я отпрыгнула, ощутив, что его лезвие пролетело в считанных сантиметрах от моего лица:

— Я? Отбрасываю тень?..

— Знаешь, Фриск… — улыбка Чары вдруг стала по-настоящему грустной. — Аз ведь правда любит меня. Когда-то он любил меня, как Чару. Теперь будет любить, как Грацию… и еще как сотню-другую имен, если они мне понадобятся…

— Не ври, — сказала я ей, плотно сжав зубы.

Чара рассмеялась.

— Он же такой влюбчивый! Такой невинный, такой открытый и такой беззащитный… я просто дала ему то, что он так хотел — мечты и надежды… — сказав это, Чара повернула нож так, что в его лезвии отразилось уже мое лицо. — Может, мы на самом деле уже и так давным-давно поменялись? Ты же всего-навсего моя толстая, низкая, тупая и уродливая копия…

— Никогда он тебя не любил! — сказала я неожиданно твердым голосом. — Ему нужна была я!

— Что вообще есть «ты», и можно ли по-настоящему любить хоть кого-нибудь? — спросила у меня Чара, снова повернув рукоятку и брызнув солнечным лучом уже в правый мой глаз. — Никто никого на самом деле не любит: люди просто лепят свою любовь из того, каким им хочется видеть свою вторую половину. Они создают ее из мелких черт, которые находят привлекательными, а когда понимают, что в довесок к ним прилагается кое-что еще, как правило, отказываются от своих чувств… вот потому-то, моя дорогая Фриск, Аз и порвал с тобой. Он просто понял, что в тебе не так уж и много положительных качеств. Тех, которые напоминали бы ему обо мне...

Ужасная правда ее слов пронзила меня сильнее, чем смогли бы несколько десятков тесаков. Я повернулась и побежала, даже не пытаясь смахивать катящиеся по щекам слезы.

Чара ринулась за мной. Она могла бы легко догнать меня: на ее стороне были более длинные ноги и гораздо лучшая физическая форма, но что-то заставляло ее держать почтительное расстояние. Очень скоро я поняла, что именно. Перед моими ногами распахнулась пропасть — ведь смотровая площадка располагалась на самом обрыве, в который тут же полетели стоящие на краю камни, которые кувыркались и высоко подпрыгивали, если на их пути попадались острые выступы.

— Вот и все, Фриск, — долетел до моих ушей довольный голос.

Я развернулась. Чара была уже в четырех метрах от меня и с садистским удовольствием сокращала это расстояние шаг за шагом. Мимо ее ножа я проскочила бы только если у меня за спиной вдруг выросли крылья.

— Зачем я тебе вообще понадобилась?! — крикнула я, стараясь удержать равновесие.

— Не ты. Мне нужно СОХРАНИТЬ кое-что. И СБРОСИТЬ тоже...

— Ты же знаешь, что у меня больше нет этих панелей с кнопками!

— Повторенье — мать ученья… — вздохнула Чара. — Только те, чья решимость достаточно велика, способны СОХРАНЯТЬ и СБРАСЫВАТЬ. СПАСАТЬ вообще могут только считанные единицы... но когда ты умрешь, решительнее меня не будет уже никого, и эти «панели с кнопками» станут только моими! Конечно, сразу использовать их силу будет нельзя… — сказала она с широкой улыбкой. — Азу нужна будет жилетка, чтобы поплакаться в нее, когда он узнает, что ты случайно свалилась в пропасть… но поверь мне, я очень хорошо умею врать… он будет только рад снова стать Богом Гиперсмерти! Но это потом, потом… у нас будет достаточно времени друг на друга. Мне бы очень не хотелось… — сказала она, недвусмысленно прижав ладонь к животу. — …чтобы наши дети были слишком маленькими, и не запомнили тот день, когда их папа уничтожил всех людей раз и навсегда!..

В пропасть у меня за спиной рухнуло всё сущее.

Всё без исключения.

Первым в зияющей пустоте исчезло сердце, прихватив с собой душу. Затем земля. Потом не стало неба. На очереди была оболочка, носившая имя Фриск.

Я закачалась, стоя на самом краю. Чара подошла на достаточное расстояние, и ее нож сверкнул. Удар, конечно, не задел даже моей кожи, но реакция оказалась сильнее инстинкта самосохранения. Одного неаккуратного рывка мне хватило, чтобы в конце концов оступиться. Ямочки исчезли с щек Чары и она надавила своей ладонью мне на грудь — почти так же нежно, как пару мгновений назад гладила свой живот, в котором медленно созревала новая жизнь, замешенная на крови двух рас. Я полетела вниз.

В глаза бросились две борющиеся друг с другом дымки — голубая, являвшаяся небом, и серая, являвшаяся скалами. Кроме них я могла видеть только какие-то пятна, похожие на грубые разводы краски, которыми кто-то неудачно пытался выбелить голубую дымку прямо у меня на глазах. Это были облака. Уши мне грубо заткнул свистящий ветер.

Свист ветра. Голубая дымка. Свист ветра. Серая дымка. Свист. Голубая. Свист. Серая. Свист. Дымка. Свист. Дымка. Свист-дымка. Свист-дымка. Свист-дымка. Свист-дымка. Свист-дымка. Свист...

Боль.