Все мужчины негодяи?

Породистые лошади, запряженные в красивый экипаж, нетерпеливо заржали. Контраст между роскошной упряжкой и жалким видом трущоб не остался незамеченным для окружающих. Экипаж, должно быть, стоил больше, чем годовая аренда всех вместе взятых лачуг в этом квартале. Лица задавленных тяжелым трудом мужчин и женщин, спешащих по своим делам, несли печать безысходности. Люди шли, понуро опустив головы и глядя себе под ноги.

– Я серьезно, Эвелина.

Она тяжело вздохнула.

– Уитон еще не видел этого объявления в газете. Поэтому до того, как он откликнется, у нас есть время. Где находятся Ахмет и Фаиза – одному Богу известно… – Эвелина повернулась к Джастину и улыбнулась ему ободряюще, желая выглядеть решительной и смелой. Хотя на самом деле прежняя уверенность ее покинула. – Нам необходимо разузнать как можно больше об Уитоне и о том, что ему нужно. И по-моему, это самый лучший способ. Джастин, у тебя светлая голова. Что ты думаешь?

– Я могу расспросить местных жителей. Если ты не захотела остаться дома, по крайней мере подожди в коляске…

– Я уже в десятый раз повторяю тебе, Джастин: хотя я ценю твою заботу, я хочу, чтобы ты перестал чрезмерно опекать меня. Едва ли я могу узнать что-то более шокирующее о своей матери, чем то, что она спала с убийцей.

Джастин схватил Эвелину за руки и повернул к себе. Его глаза смотрели на нее с неподдельной тревогой.

– Никто не сомневается, что ты сильная, Эвелина. Но скажи мне, стоит ли так изводить себя?

Она ласково погладила его щеку рукой в кожаной перчатке.

– Мне необходимо пройти через это, Джастин. Я должна что-то делать, чтобы выручить своих друзей.

Джастин смотрел на Эвелину с такой любовью, что от одного его взгляда у нее по коже побежали мурашки. С того момента, когда он спас ее и Эвелина избавилась от последних сомнений в его преданности, ее любовь к нему стала всепоглощающей. У Эвелины по-прежнему не оставалось времени, чтобы окончательно разобраться в своих чувствах к Джастину. В чувствах, которые ей становилось все труднее скрывать. И вряд ли она когда-нибудь сможет до конца понять, что творится в ее сердце. И захочет ли она когда-нибудь это сделать?

– Отлично, – пробормотал Джастин. – Он еще раз ободряюще пожал ей руку, а потом отпустил ее.

Они подошли к обшарпанной двери, которая когда-то была белой, но со временем приобрела чудовищный грязно-серый цвет. Лакей в ливрее вежливо постучал. Несколько минут они ждали перед закрытой дверью.

– Определенно дома кто-то есть, милорд, – сказал лакей. – Я заметил, как кто-то выглянул в окно.

Наконец они услышали шаркающие шаги и щелчок щеколды. Дверь со скрипом отворилась, и показалась растрепанная женская голова.

– Батюшки-светы! Да вы копия вашей матушки, царствие ей небесное!

Дверь отворилась шире, и неряшливо одетая полная женщина в замызганном фартуке пропустила их в переднюю.

– Проходите, проходите, гости дорогие.

Они молча вошли.

Комната была погружена в полумрак, и Эвелина ждала, когда глаза привыкнут к темноте. В доме пахло жареным луком и пивом. Из-за низкого потолка создавалось неприятное впечатление замкнутого пространства, тесноты и давящих стен. Однако в комнате было довольно чисто.

Женщина, волнуясь, вытирала полные руки о фартук. У нее было широкое и плоское, как блин, лицо, глубоко посаженные глаза, круглые румяные щеки, нос кнопкой, пухлые губы и круглый подбородок.

– Я – Дора. Дора Плам. Наверное, вы меня не помните. Последний год перед смертью вашей матушки я служила у нее горничной.

Слабый проблеск воспоминания мелькнул в голове Эвелины.

– Мне кажется, я припоминаю вас, но очень смутно. Мне очень жаль.

Женщина теребила руками края грязного фартука.

– Ну да, конечно, вы тогда были совсем малышкой. Ходили как хвостик за отцом и за этим его человеком, как его там?..

– Салливаном? – подсказал Джастин.

Женщина кивнула и прикусила губу. Дора то бросала на гостей полные тревоги взгляды, то снова опускала глаза. Эвелине захотелось разрядить обстановку.

– Как вы уже догадались, я – Эвелина Амхерст. А это лорд Баркли.

– Ваш отец всегда говорил, что когда-нибудь вы вернетесь и станете здесь хозяйкой.

Эвелина нахмурилась.

– Почему он так говорил?

Женщина показала рукой на стулья, стоящие в общей комнате.

– Присаживайтесь. Вам лучше взять коричневый стул, милорд: он самый прочный из всех.

Хотя Эвелине хотелось усадить на это место Джастина с его больной ногой, он уступил крепкий коричневый стул ей, а сам встал позади, положив руку на спинку.

– Благодарю вас, я постою.

Эвелина посмотрела на него укоризненно, но воздержалась от возражений, считая неуместным проявлять в этот момент материнскую заботу.

– Прошу вас, миссис Плам, расскажите мне, что еще говорил вам мистер Амхерст. – Эвелина страстно жаждала узнать как можно больше о своем отце. Наклонившись вперед, она ловила каждое слово Доры.

Лицо женщины залилось стыдливым румянцем.

– Я никогда не была замужем.

– Прошу извинить мою бестактность, мисс Плам.

Женщина пригладила свои волосы мышиного цвета.