Все мы только гости

– Да что я вам, массовик-затейник? – пробурчала Ленка, но все-таки улыбнулась. Вот дура-то отходчивая, прости господи. Тамаре кто-нибудь посмел бы намекнуть, что ей мужика кроме как ребенком удержать нечем…

– Как ты тут развлекаешься-то, когда на работу не ходишь? Не скучно тебе?

– Скучно, конечно, – вздохнула Лена. – Никак не развлекаюсь. На речку хожу. Все подруги разъехались, кто в Москве, кто где.

Тамара чуть не ляпнула, какого лешего тогда она здесь торчит, если ей еще и скучно, но сдержалась, не хотела обижать девку, очень уж она обидчивая.

– Сюда на работу тебя кто устроил?

– Тетя, – неохотно призналась Лена.

Тамара видела, что говорить об этом ей не хочется, поэтому вцепилась намертво:

– Тетя тоже здесь работает?

– Нет. Она вообще больше здесь не живет, в городе.

– Почему? – заинтересованно спросила Тамара. – Сейчас в городе работа есть. Она кто по специальности, твоя тетя?

– Учительница. Русский язык и литература.

– Ну тем более, – ахнула Тамара и добавила доверительности голосу: – Учителя-то уж точно нужны. У нее здесь что, жилья нет?

– Да нет, жилье есть, она же здесь всю жизнь жила, – посмотрела в ласковые Тамарины глаза Лена. – Просто… так сложилось.

– Несчастная любовь? – Тамара догадалась, о какой тете идет речь, и посмотрела на Лену сочувственно.

– Да я сама ничего не знаю, – наконец-то наклонилась к ней Лена, потянувшись через стол. – Они с Сергеем Михалычем… гражданским браком жили. Родственники все думали, свадьбу играть будем, а Ирка, это тетя моя, от него ушла.

– Подожди, – не поняла Тамара, – так сколько ей лет, твоей тетке?

– Тридцать два. Ирка мамина сестра, а мама намного ее старше.

– Она другого нашла, да? – Тамара постаралась вложить в вопрос и понимание, и сочувствие, и недоумение.

– Нет, – возмутилась Лена. – Что вы!

– А почему же тогда? – искренне удивилась Тамара.

– Мы сами не знаем.

– Может, разлюбила?

– Нет, – покачала головой Ленка. – Нет. Ирка его любила и любит, и никакого другого у нее нет. Она ужас как переживала. Потом работу нашла в сорока километрах от города и уехала.

– Ничего не понимаю. Если она его любит и переживает, зачем уходить? Может, он другую нашел?

– Да нет вроде бы. Его ни с кем после Иры не видели. И когда она домой вернулась, он к ней приходил, звал назад. И меня сюда работать позвал. Представляете, Ирка с ним обо мне договаривалась еще зимой, потом они разошлись, а он сам к нам пришел, позвал меня работать. Не думаю я, что у него другая есть.

– Ничего не понимаю. Может, он плохо с ней обращался? Грубо? – с сомнением раздумывала Тамара. Представить Сережу грубым было трудно.

– Я думаю, она поняла, что он ее не любит, – совсем перегнулась через стол Лена. – Поэтому и ушла.

– Не любил бы, не стал бы с ней жить. Зачем это ему? Вон сколько девок незамужних.

– Ну… Я думаю, что он ее не любил, как ей хотелось. Сильно, как она его, – объяснила Лена и изрекла уж совсем недетское: – Не все по-настоящему любить способны.

Слышать это Тамаре почему-то было неприятно. А не такая уж Ленка дура, какой кажется.

– Вы маму Сергея Михалыча знаете? – помолчав, невпопад спросила Лена.

– Конечно, – равнодушно бросила Тамара. – Чем тебя его мать заинтересовала?

– У него в кабинете фотка стоит в рамке. Это его мама, как вы думаете?

– Наверное, – заинтересовалась Тамара. – Ты меня заинтриговала.

У Лены на столе звякнул телефон.

– Готовы, Сергей Михалыч, – доложила она в трубку и объяснила: – Письма нужно отнести, я сейчас.

– Давай-ка я отнесу, – решила Тамара. Фотка в рамке ее действительно заинтриговала.

На столе у Сергея стояла фотография Линкиной бабушки Полины Васильевны.

Этого только не хватало.

Тропинин знал, что нужно спешить, но не удержался, сделал небольшой крюк, зашел к Лине домой. Картину он застал мирную, спокойную и какую-то по-старинному уютную: Лина и Николай Иванович развалились в старых креслах, рядом находился сервировочный столик, чайник, чашки, и все это так не вязалось с его страхами за нее, с осыпавшейся ямой, упавшей березой и тем, что он собирается сделать, что он слегка опешил.

– Что, Паша? – спросил Николай Иванович. – Заметил что-нибудь?

– Нет, – соврал Тропинин.

– Вы тут поговорите пока, – тактично решил старик. – А я домой схожу. Принесу овощишек, будем обед сооружать.

– Не надо, – запротестовала Лина. – У меня все есть, и капуста, и картошка. И тушенка. Не ходите.

– Схожу. Ты меня дождись, Паша, не оставляй ее одну.

Тропинин слышал, как затихли шаги за окном, и вдруг понял, что не может говорить ни о чем, кроме как о самом важном, но все это не вовремя, и ему надо идти, куда он собирался, потому что опасность ей грозит реальная. А еще он боялся ее реакции на свое признание.

– Лина, – кашлянув, произнес он, чувствуя, что язык стал каким-то деревянным. – Послушай…

Он замолчал, и Лина молчала тоже, сцена показалась ему донельзя пошлой. От этого он разозлился и дальше говорил уже со злостью:

– Я знаю, это глупо, и ты можешь мне не поверить, но я тебя люблю. То есть я хочу, чтобы ты стала моей женой.

– Почему глупо? И почему я не должна тебе верить? – чуть улыбнулась Лина.