Все мы только гости

– Молодежь из города бежит, – грустно вздохнула Тамара. Ей нет никакого дела до молодежи, но ему об этом знать необязательно. – Ленка говорит, у нее все подруги разъехались.

– Учиться негде, – посетовал он. – У нас три техникума, колледжа по-нынешнему, а все, кто потолковее, хотят в институт, и правильно делают. В колледжи каждый год недобор. Но я надеюсь положение с молодежью исправить. Врачам льготное жилье предоставим, инженерам молодым тоже помочь постараемся. Кстати, на заводе у техперсонала зарплаты вполне приличные, почти как в Москве. Иначе завод бы не подняли.

– Знаешь, Сережа. – Тамара отложила вилку и слегка коснулась его руки. – Ты очень хороший. Ты очень добрый человек.

– Я тебе что, Марк Крысобой? – усмехнулся он.

– Какой крысолов? – не поняла Тамара.

– Крысобой, – поправил он. Ему опять стало за нее неловко, и стыдно за эту свою неловкость, все-таки она спасла ему жизнь. Попыталась спасти. – Это я так, шучу. А ты не говори ерунду, я не дитя малое из первого класса, чтобы меня за пятерку хвалили.

– Я говорю не ерунду, – возмутилась Тамара. – Я правду говорю. Ты очень хороший, и городу повезло, что ты есть.

– Томка! – пригрозил он.

Она была бы ему отличной женой. Она не такая умная и чуткая, как Ирина, но ему в общем-то не нужны ни ум, ни чуткость. Ума ему хватает своего, а от женской чуткости одно беспокойство.

Томка очень красивая, веселая, ласковая. Почему же ему с ней так тошно?

– Я вот что решил, Тома, – нашелся он. – Ты получишь пять процентов акций завода.

– Ты что, мне платишь?.. – замерла Тамара с кусочком рыбы на поднятой вилке.

– Да, – кивнул он. – Я плачу за информацию, которую ты…

– С риском для жизни… – зло подсказала она.

– Вот именно, – он опять кивнул. – С риском для жизни мне предоставила.

Ей не нужны никакие акции, она хочет за него замуж. Тамара очень хотела за него замуж.

– Я это сделала не за деньги.

– Я знаю. И я всю жизнь буду тебе обязан. А акции ты возьмешь, это действительно плата, хоть и небольшая. Кстати, – переменил он тему. – Лина не звонила?

– Нет.

Он принялся набирать номер, потом чертыхался по поводу того, что Линка покинула территорию завода, потом решил сам проведать ее подружку. Опять звонил и давал указания.

Тамара поехала с ним, естественно.

– Работа тебе нравится? Справляешься? – Николай Иванович старался не думать, как тоскливо ему станет без Лины.

– Нормальная работа. И коллектив хороший, – кивнула Лина. – Только если бы я сейчас кончила школу, ни за что не пошла бы в технари.

– А куда же пошла бы? – удивился он.

– Не знаю… Во что-нибудь более женское. В художественное училище, что ли. Или в иняз. Или куда-нибудь на истфак.

– Ну, положим, историю изучать тебе и сейчас ничто не мешает. А иностранный язык, насколько я понимаю, это вообще не специальность, его худо-бедно можно за полгода выучить. А твою специальность за полгода не одолеешь.

– Не одолеешь, – согласилась Лина и улыбнулась. Ей все время хотелось улыбаться, к месту и не к месту. – И вот что странно, чем дольше я работаю, тем больше мне кажется, что все технические специальности – это просто-напросто ремесло. Ремесло, требующее высокой квалификации.

– Я думаю, если поглубже копнуть, любое дело покажется ремеслом, даже самое творческое.

– Наверное, – кивнула Лина. – А знаете, Николай Иваныч, у нас из всего выпуска по специальности работает всего два человека: я и еще один парень. И так не только в электронике. Так везде.

– Ну вот поэтому спутники и падают один за другим. Зато газа много продаем.

– Грустно, – констатировала Лина. Со Стасом у нее никогда не получалось так поговорить: обо всем и ни о чем. – У папы на кафедре весь преподавательский состав пенсионеры. Весь, представляете? Скоро студентов учить некому будет.

– Я думаю, Лина, ситуацию можно исправить быстро. Если захотеть, конечно. Создали же японцы свою державу из ничего, и мы способны создать. Воссоздать, – поправился он. – Человек многое может. Сейчас вот много разговоров ведется о снижении уровня школьного образования. Я не хочу сказать, что это хорошо. Это плохо, конечно. Но и не смертельно. Умный человек всегда найдет способ выучиться. И своих детей без образования не оставит. А дурака все равно ничему не научишь, сколько ни бейся.

– Это так, наверное. И все равно грустно.

– Знаешь, мы столько пережили, я имею в виду русский народ. Лучших убивали в 18-м. В 37-м. С 41-го до 45-го. Мы пережили немыслимое, но выстояли. Я думаю, нам ничто не страшно.

Телефон заиграл неожиданно громко и тревожно. Лина испугалась, что это Стас, но это оказался Сергей. Она путано объясняла, почему оказалась дома, оправдывалась, малодушно ссылалась на Николая Ивановича, и кивала, когда Овсянников заявил, что сейчас приедет.

На маленький столик телефон она положила неловко, столкнув стоявшую там очень старую деревянную вазочку. Вазочка совсем рассохлась, по-хорошему ее давно пора бы выбросить, но, глядя на развалившуюся на две ровные половинки бабушкину утварь, Лина почувствовала, что глаза застилают мгновенно подступившие слезы.