Всё на свете, кроме шила и гвоздя. Воспоминания о Викторе Платоновиче Некрасове

Если ты честный человек, говорили они, ты просто обязан воспользоваться такой несказанной возможностью – нести правду людям, отрезанным от неё стеной и страхом. Просто обязан! В газетах, по радио, на конгрессах, в книгах надо говорить эту правду, кричать о ней, твердить и повторяться… И плевать с высокой колокольни, что советские газетчики назовут тебя лакеем, служкой или блюдолизом американского империализма!

– Кстати, совсем неплохо быть лакеем у правды, – согласился Галич и улыбнулся.

– Даже её прихлебателем! – поддержал Некрасов.

Поначалу, в первые парижские годы после приезда, он вёл жизнь беззаботную, безбедную и безалаберную.

За книги были получены весомые гонорары. Деньги, славящиеся, как известно, качествами жидкости, если и не текли рекой, то активно испарялись. Постепенно выяснилось, что необходим какой-то постоянный заработок, на статьях в эмигрантских газетах и на спорадических лекциях особо не разгонишься.

И когда он начал выступать с передачами по «Радио Свобода», то довольно скоро вырисовалась заманчивая ситуация – чем меньше ты увиливаешь от работы, тем больше зарабатываешь денег. Виктором Платоновичем этот постулат был принят за очень занятное откровение, и он начал постепенно наращивать живость пера.

И вошёл во вкус, и начал много работать, сам себе поражаясь. Особенно в последний год пахал на ниве журналистики не покладая рук. И был очень доволен, что на радио скрупулёзно практиковали незабвенный, осмеянный в русском народном эпосе принцип – от каждого по способностям, каждому по труду.

Первые передачи по культуре представляли собой раскованную трепотню у общего микрофона. Не надо ничего готовить, выкладывай, что в голову придёт. Действо это называлось «круглый стол». Платили – как за работу. Участники передач купались в блаженстве.

В течение часа происходило безалаберное толковище, когда собеседники или гомонят одновременно у микрофона, или благопристойно молчат, давая выговориться ведущему передачи. Так было устроено при Александре Галиче, который тогда заведовал культурным отделом парижского корпункта «Радио Свобода». Считалось, что непринуждённость и спонтанность должны выгодно отличать парижские трансляции от постылых и шаблонных советских радиопередач.

Иногда всё было действительно так. Подворачивалась благодарная тема, участники не перебивали друг друга, Галич под гитару исполнял свои последние песни. Но чаще культурные передачи носили обидную печать любительства, балаболства и бестолковости.

Правда, потом, с приходом Анатолия Гладилина самодеятельность решили прекратить. Партизанщину прищучили, предписали непременно готовиться к передачам письменно и заранее, а авторский текст оставлять редактору. В общем, культурные передачи сделались профессиональными.

Владимир Корнилов напечатал после смерти Виктора Платоновича посвящённое ему стихотворение:

Голос твой в заглушку встроясь,

Лезет из тартарары.

Вика, Вика, честь и совесть

Послелагерной поры.

Известный эмигрантский певец Алёша Ершов просто затрепетал, когда прочёл эти стихи:

Забулдыга и усатик,

На закате дня

Ты не выйдешь на Крещатик

Повстречать меня.

И побежал домой, сочинять музыку. Пропел мне по телефону. Получилось печально и без выкрутасов. Я, случается, до сих пор бормочу эту песенку.

Директор парижского отделения Семён Мирский тоже оценил исполнение Алёши и решил увенчать передачу о Некрасове этой песенкой. Правда, эстет Толя Шагинян, звукооператор и друг В.П., скорчил мину, мол, не пошловато ли для Вики, может, не надо? Совсем нет, убеждали мы его хором и, конечно, не убедили, но он вынужден был послушаться своего босса, Сёму Мирского.

Некрасову очень нравилось выражение из газеты «Правда»: «продажные провокаторы грубо и лживо клевещут».

Завтра иду клеветать, объявлял он, постараюсь сделать это не грубо и лживо, а повежливее и поправдивее. Кстати, вначале насмешливое «иду клеветать» потом стушевалось до нейтрального, а впоследствии вообще стало заезженным и вышло из употребления…

Чего только о Некрасове не писали, причём даже незнакомые мне люди!

Один отметил в мемуарах, например, что В.П. – одинокий пьяница. Что тут скажешь? Вариант беспроигрышный. Начнёшь опровергать – только привлечёшь внимание к плохонькому мемуаристу.

Другой написал, что будто бы при нём В.П. вставал из-за водочного стола и говорил:

– Мне пора! Пойду поклевещу.

Брехливая выдумка!

На радио В.П. ходил по утрам, никогда в это время ни с кем за столом не сидел, ни в коем случае не являлся на передачи выпивши. При крайней нужде звонил Толе Гладилину и просил перенести запись. Толя ворчал, строго как бы выговаривал и устанавливал жёсткие сроки – сегодня-завтра можешь погудеть, но в пятницу явись, хоть тресни! Я отвечаю за передачу, и будь любезен меня не подводи. Вика не подводил, старался.