Всё на земле

Нет, не могут. И Игорь объясняет, что Альенде ни на йоту не отступает от конституции! Это его кредо. Пусть он романтик, пусть. Но его пример показывает всему миру, как лживы утверждения Запада, что революция — это диктатура и насилие. Чилийский опыт наблюдают десятки стран. Да, Альенде понимает степень угрозы революции. Он предупредил руководителей партий Народного единства о возможности переворота. Сейчас партии готовятся к нелегальной работе в условиях террора. Он все понимает, товарищ рабочий президент, он готов погибнуть ради будущего Чили. С ним очень мало руководителей армии: Пратс, Сепульведа, Пикеринг, Пиночет… Этим генералам он верит. Смогут ли они предотвратить вмешательство армии или же войска выступят на стороне реакции?

Пришла Лида. Расстелила домотканый коврик, легла рядом с братом. Давно не виделись. Пряди седых волос в короткой стрижке, лицо отмечено первыми морщинами. Что ж ты бродишь по свету, сестреночка? Когда причал найдешь?

Два часа назад Игорь, глядя куда-то в сторону, вынул из портфеля запечатанный конверт. Протянул Рокотову:

— Возьми, Володя… Знаешь, не могу. Сколько раз брал, чтобы распечатать, и не могу. Как будто в чужую жизнь грязными руками. Возьми себе, ты брат. Можешь распечатать и прочесть, и не обязательно говорить мне, кто о чем там писал. Вот видишь, и мне легче сразу стало, будто решил все задачи на экзамене.

Конверт как конверт. Надписан неразборчивым почерком. Характер у автора этого письма, если судить по почерку, не из гладких.

— Зачем же мне? Сам вскрой… — Рокотов начал сопротивляться, однако Игорь настаивал, предлагал бросить письмо в речку. Пришлось положить его в карман.

И вот Лида. Игорь волнуется, он догадывается о том, что задумал Владимир. А тот оттягивает начало разговора.

— Был я в мае у вас в гостях… — Рокотов говорит равнодушно, словно о чем-то незначительном, второстепенном. — А ящик ты, Игорь, видимо, плохо замыкаешь… Гляжу — письмо перед дверью на половичке. Взял и сунул в карман. С тех пор вот и ношу. А оно тебе, Лида. Ну-ка давай читать вслух.

Он пошарил в кармане пиджака, лежащего рядом, вынул письмо и положил перед сестрой. Она глядела на него недоверчиво, потом прочитала адрес, замотала головой:

— Коленьков… С чего бы это?

Вскрыла, прочла. Аккуратно сложила вместе и письмо и конверт и положила перед мужем:

— Наверное, больше всего это волнует именно тебя… Читай.

Игорь покраснел, отвернулся:

— Зачем это мне?

Рокотов просмотрел письмо. Небольшая записка с сообщением о том, что дела в порядке, распаковываются на новой площадке, семьсот третий километр, так что теперь надо добираться через Могутное. Там каждую пятницу бывает машина из экспедиции. Добросят. Вот и все.

Рокотов зачитал письмо вслух, затем отдал его Лиде. Она взяла его, медленно порвала. Клочки бросила в речку и задумчиво глядела, как вода бережно колышет их в двух метрах от песка.

— Пойду погуляю, — сказал Игорь и торопливо поднялся. Прихватил одежду и, худой, долговязый, медленно пошел в гору.

— Так… условия созданы, — со смешком сказала Лида. — Что ж вы решили сообщить мне? Ты, как я догадываюсь, будешь рупором моего мужа. Так или не так, братик?

Рокотов лег навзничь, закрыл глаза:

— Может, и так… Только не по поручению твоего мужа. Сам хочу разобраться. Не так живешь.

Лида порылась в сумочке, достала сигареты. Пока вытаскивала одну из пачки, чертыхнулась… Никак не удавалось пальцами прихватить мундштук.

— Может, объяснишь?

Давно когда-то, тогда еще Володе было около двадцати, Николай созвал их сюда, на бережок. Сели друг против друга все трое. Николай сказал:

— Вот мы все тут… Нет отца и мамы. Разбегаться срок. Ты, Лидка, диплом получишь, потом Вовка. А беда случись, тут и соберемся. Я у вас за отца-мать был. Как воспитывал — не знаю. Плохо, наверное. Не ученый. Зато хочу похвалить, что лжи от вас не было сроду. Потом жисть у каждого своя пойдет, может, и приучит кого из вас вилять… Об одном прошу: не надо друг другу нам врать. Самое поганое дело. Теперь мы все друга для друга воспитатели. И слово давайте дадим вот тут, что лжи нам для остальных не будет. А спросить мы имеем право с каждого. От имени отца-матери.

Пусть нескладно, зато крепко сказал Николай. У Лиды даже слезы на глазах появились. И поняли тогда все последующую за этим паузу, как клятву какую, что ли? Во всяком случае, Володя.

Чуть побледнела Лида, видимо, вспомнила этот самый эпизод.

— Что же ты хочешь от меня узнать, братик?

Любила она его. На руках своих выносила. Все игры первые играла не с девчонками, а с ним. Уже потом, когда вырос, доверяла ему свои девчоночьи тайны, и он ей свои поверял потом, когда встречались на каникулах в доме Николая. И сейчас, хоть обидные для нее слова говорил, а не могла на него сердиться — это ж он, Вовка, братик.