Всё началось с грифона

– Я имею в виду клинику, – ответил он. – Клиника – не пойми меня неправильно, я всегда рад тебя видеть – все же принадлежит твоему отцу. Вернее, принадлежала ему. Тебе совсем не нужно заниматься ею.

– Я знаю, – подтвердила я.

Разве что… А что, если нужно? На этот вопрос у меня пока не было ответа.

– Поверь мне, – сказал Дэвид. – Жизнь идет очень быстро. Не успеешь оглянуться, как пройдут три года, потом пять…

Он замолчал и оглядел комнату.

– Ты все еще ребенок, Маржан. Тебе пока не обязательно быть взрослой.

– Я не чувствую себя ребенком, – ответила я.

– Ты очень многое пережила, – сказал Дэвид. – Ни один ребенок не должен через такое проходить. Но не забывай, что сейчас золотое время. Тебе принадлежит весь мир, так что не зевай. Не упусти этот момент. В один прекрасный день ты проснешься бухгалтером с маленьким офисом и семьей, ради которой будешь делать то, что в твоих силах, и на этом все. Понимаешь, о чем я?

– Ради наших чувств мир не замирает на месте, – произнесла я.

– Теперь ты говоришь как твой отец, – заметил Дэвид. – Я все понимаю, отпускать бывает непросто. Но чем дольше тянешь, тем сложнее будет разбираться со всем потом.

Он задумчиво помолчал, а потом улыбнулся.

– Может, и не стоит спешить. Но не слишком затягивай, иначе пропу… ой!

Дэвид взмахнул рукой, обозначая все то, что я могла пропустить, и задел монитор, чуть не сбив его со стола. Он вскочил, ловя его, и мы оба рассмеялись.

– О чем я и говорю, – сказал Дэвид. – Стоит зазеваться – и на тебе. В любом случае не слушай меня. Не мне тебе советовать.

– Дэвид, – начала я, – а я не выгляжу… ну… проклятой?

Он склонил голову набок.

– Ты выглядишь немного уставшей, – ответил он.

– Может, дело в этом.

Дэвид встал.

– Когда все уляжется, заходи как-нибудь к нам на ужин, – пригласил он. – Элизабет уговаривает тебя позвать, да и дети были бы рады повидаться. Они скучают по своей любимой няне.

«Няня» – это было громко сказано. После смерти мамы, когда папа уезжал по работе, я иногда оставалась на ночь у Джиннов. Взрослые, Дэвид и Элизабет, ужинали на первом этаже, а я в это время проводила время наверху с Коулом и Рэмси. Они были милыми и любознательными, им нравилось изобретать новые миры и что-то мастерить. Когда мы строили с ними горки для шариков и замки из лего в вечерней тишине дома Джиннов, мысли о папиных постоянных странных отъездах казались чуть более далекими и менее реальными. Однажды Дэвид спросил папу, почему он так часто уезжает. С тех пор я ни разу не оставалась у Джиннов на ночь.

– Отличная идея, – сказала я. – И спасибо за советы.

– Не стоит, – отмахнулся он. – Ты сполна за них заплатила.

Я встала и пошла к двери, но тут Дэвид заговорил снова.

– Есть какие-нибудь новости о том, что случилось с Джимом? – спросил он. – Никаких зацепок?

– Ни одной.

Полиция не связывалась со мной уже пару недель.

– Я не знаю, как ты справляешься со всем этим, Маржан, – сказал Дэвид. – Как остаешься такой сильной вопреки всему.

По правде говоря, я тоже этого не знала и даже не была уверена, что действительно сильная. В последнее время я завела привычку разговаривать с дверями и разрешала случайным незнакомцам пожить у себя, потому что доверяла их домашним животным. Ни то ни другое признаком силы не казалось.

Мы с Мэллорин встретились у моего дома как раз тогда, когда Франческа возвращалась с прогулки со своим новым приемышем – метисом питбуля по кличке Бастер: у него были короткие ноги и глупая улыбка.

– Как зовут твою подругу? – спросила Франческа, впервые ведя себя как настоящий опекун.

Мэллорин повернулась так, чтобы закрыть собой переноску с Зорро, которая все еще была в велосипедной корзине.

– Это Франческа, – сказала я Мэллорин, – мой опекун. Франческа, это Мэллорин. Она поживет у меня некоторое время.

Франческа подозрительно оглядела ее с ног до головы.

– Ты попала в какую-то беду? – спросила она.

Бастер принюхался и заскулил, уловив запах Зорро.

– Типа того, – ответила Мэллорин.

– Твои родители знают, что ты здесь?

– Там все не так просто.

Глаза Франчески сузились.

– Ты принимаешь наркотики?

Мэллорин скривилась.

– Нет, – сказала она. – Ну и гадость.

Казалось, что Франческу пока не убедили эти слова, поэтому Мэллорин жизнерадостно добавила: «Я ведьма».

– А, – произнесла Франческа, явно обрадованная. – Тогда все в порядке.

Она повернулась ко мне.

– Я оставила тебе немного самосы.

Она кивнула в сторону моей входной двери, а потом повернулась и потащила Бастера обратно домой, крикнув через плечо: «Не насылай никаких проклятий!»

Наблюдать, как Мэллорин Мартелл заносит в дом, в котором я выросла, переноску с Зорро и пакет самосы, было все равно что смотреть, как кто-то берет всю мою жизнь и складывает ее пополам, словно лист бумаги, соединяя две самые дальние точки. Сомневаюсь, что за все то время, которое папа проработал ветеринаром, к нам домой хоть раз приходил кто-то из пациентов, клиентов или даже его коллег.