Экзистенциальное различие между моим прежним миром и этим миром заключается в том, что там, откуда я пришел, «потому» было очевидно – достаточно посмотреть вокруг. Никому не требовалось задаваться вопросом «зачем?». Мы и так знали ответ. Мы были счастливы. Наша цель состояла в том, чтобы поддерживать такое блаженное состояние, а если возникала возможность, мы вносили какие-нибудь коррективы или улучшения для тех, кто придет после нас. Точно так же поступали и наши предки.
Думаю, я дал здесь неплохое рабочее определение идеологии – системы верований столь всестороннего охвата, что вопросы в ней становятся несущественными, поскольку ответы на них очевидны.
Но тот мир не был идеальным. Там делались ошибки. Происходили несчастные случаи. Сталкивались амбиции. Страдали люди. Умирали матери. Сыновья не могли понять, почему отцы не любят их. Женщины беременели и не желали детей. Случались самоубийства.
Но это был хороший и здоровый мир, в котором достойную жизнь вели миллиарды людей: и эгоисты, и альтруисты, а большинство – серединка на половинку. Никто из них не заслуживал того, что я сделал с ними.
35
Я очнулся в больнице. В голове еле-еле шевелились спутанные мысли. Сначала я подумал, что оглох, но это просто работала система звукоподавления в моем стерильном боксе восстановительной терапии. Мне долго не удавалось сфокусировать зрение, как будто световые волны, возбуждавшие мои зрительные нервы, разлохматились по дороге. Похоже, я был в очень плохом состоянии, если меня до предела накачали психотропными препаратами.
Вероятно, причиной всего, что произошло позже, стала ошибка врачей в дозировке. Может, неврологические сканеры неверно определили у меня состояние эндокринной регуляции. А может, у меня просто не было иного выбора.
И снова попробуем понять: является ли каждый сделанный нами выбор действительно выбором? Мозг можно уподобить постоянной буре с огромными волнами, молниями и громом. И этот самый шторм разыгрывается в трех фунтах сырого мяса. Существуют ли вообще сознательные решения или наши действия представляют собой инстинктивную реакцию, приукрашенную дурно оформленной логикой?
Могу точно утверждать, что сперва я не задавал себе некоторые судьбоносные вопросы и молча таращился в потолок бокса. Но мало-помалу густой химический туман рассеялся, сменившись тоскливой правдой. Пенелопа погибла – как и наша общая клетка. Гениальный труд моего отца уничтожен. Его лаборатория опустела. Экспедиция отложена на неопределенный срок. Вся команда – хрононавты, инженеры, советники, отец – заперта в изолированных камерах, пока толпа юристов проводит надлежащее расследование и бьется над тем, чтобы защитить нас от потенциальных санкций. Репутация ученого мужа висит на волоске, со стороны правительства могут последовать репрессии, а со стороны корпораций – многочисленные аудиты.
Сама возможность путешествий во времени отодвигается, по меньшей мере, на поколение.
Просто поразительно, сколько всего можно разрушить одним-единственным половым членом.
36
Там, откуда я прибыл, люди и власти не состояли в таких сложных отношениях, как здесь. Пищевые синтезаторы, портновские автоматы и гигантские жилые башни, соединенные между собой, означали, что никто не испытывал нужды ни в пище, ни в одежде, ни в крыше над головой.
Преступления против собственности не представляют собой никакой проблемы, поскольку все снабжено датчиками и легко отслеживается – даже если и украдешь что-нибудь, то все равно не сможешь воспользоваться украденным или куда-то его сбыть.
Правда, психические заболевания и злоупотребление алкоголем и наркотиками никуда не делись, однако система здравоохранения «переделывала» их на новый лад. В местном лечебно-воспитательном учреждении разрешено синтезировать для себя любые наркотики. Любой человек при желании может развить в себе зависимость от пены для ванны или от сластей, или от морфокаина – и отправиться жить под мост, но никто не поступал таким неразумным образом.
Тот мир не предназначался для бунтарей. Наверное, это звучит неубедительно и не соответствует принципам панк-рока, но ведь в моем мире и панк-рока не было. В нем не нуждались.
Разумеется, порой энтропия выводила систему из равновесия, но когда это случалось, народ терпеливо дожидался, пока власти не возьмут ситуацию под контроль, чтобы гражданам можно было вернуться к безопасности, комфорту и изобилию. Наши материальные потребности удовлетворяли предупредительные корпорации с исключительно высоким качеством обслуживания. Избираемые же нами правительства занимались в основном всяческой волокитой. К примеру, следили за тем, чтобы соблюдались законы, обеспечивали общественную безопасность, заключали международные торговые соглашения и предотвращали стихийные бедствия. Народ доверял системе.
Поэтому я с легкостью покинул больницу, хотя, по логике вещей, должен был считаться «плохим парнем», которого полиция отправила подлечиться. Но никто меня даже не остановил: ведь я жил не в том варварском обществе, где люди сознательно нарушают установленные границы.