В следующие несколько дней я узнаю, что именно во всей истории мои одноклассницы обсуждают чаще всего. Не то, что Лили пропала. Не карты Таро. А тот факт, что Лили была моей лучшей подругой, что я бросила ее и затем начала изводить, при всех пожелала ей исчезнуть, и теперь – судя по имеющимся фактам – та либо покончила с собой, либо сбежала так далеко от города, что наверняка погибла.
Понятно, что никто напрямую мне об этом не говорит. Но я ловлю обрывки разговоров, проходя мимо девочек в коридоре.
Однажды после обеда я вижу, как вокруг моей сумки сгрудилась стайка первогодок, и я в ярости подбежала к ним.
– Вы чего делаете? – ору я, думая, что они хотят подсунуть мне что-нибудь вонючее вроде сгнившего яблока или рыбы.
– Н-н-ничего, – отвечает одна двенадцатилетняя девочка, заикаясь. – М-мы п-просто п-поспорили.
– Поспорили? О чем?
– Ч-что… п-прикоснемся к твоей с-сумке.
Так я поняла, что стала «популярностью» не только среди своего курса. Теперь обо мне знает вся
Но с младшими девочками я справлюсь. Меня беспокоят мои сверстницы и старшие. После пропажи Лили их родители буквально с ума сошли и запрещают им посещать город после уроков. У школьных ворот вдруг вырастает целая пробка машин – никто не хочет, чтобы их дочери ездили на автобусе. Когда я иду на собрание, меня толкает плечом и прижимает к стене старшеклассница.