Мне было плевать, как буду выглядеть в глазах Ивана, даже то, что я запросто мог заблудиться, меня не так сильно пугало. Я перетрусил, как школьница на просмотре ужастика, и припустил что есть духу до самой деревни. Правду говорят — страхом ошпарило, я опомнился только тогда, когда разглядел сквозь ветки свою машину.
Быстро собрался, запихал в багажник все, что успел принести в дом…
И застыл.
Кто-то же вскрыл замок?
Когда я приехал, дверь была открыта. Так кто это сделал? Иван? Бомжи? Деревенским тут делать было решительно нечего. Я опять отпер багажник, вытащил из сумки куцый ножик — хоть какое, но все же оружие, и пошел к дому.
Меня интересовали две вещи: замок и иконы. И начал я с замка, не переставая поглядывать на лес. Ивана я увидел бы, может, не сразу, но успел бы заорать. Наверное. Хотя вряд ли кто пришел бы мне на помощь. Но так же очень маловероятно, что Иван стал бы меня убивать в деревне, он бы скорее погнался за мной.
Зачем я ему понадобился?
Те остатки разума, которые у меня с перепугу еще сохранились, говорили, что все объясняется просто. Он один, ему скучно, а тут городской парень, его ровесник, может, чуть старше. Человек — животное социальное, даже кошки лучше живут в количестве нескольких штук. А в какой-то стране морских свинок запрещено держать поодиночке — им тоскливо. Где-то очень богато живут! Иван, как любой увлеченный человек, хотел поделиться со мной тем, что его интересует. Кто-то наведался в его палатку? Но откуда я знал, он действительно мог с кем-то поссориться, хоть из этой деревни, хоть из Белого села. Нахамил кому-то, а этот кто-то пошел за грибами да по тачке его опознал.
«Вот из-за тачки ты сюда и рванул», — ехидно подсказал мне внутренний голос. Что было, конечно же, правдой.
С другой стороны… Он мог генератор купить в том же Белом селе или взять напрокат в магазине. Не всегда же этот Мишка лежал пластом, когда-то ведь был и трезвый. Прикатил Иван тачку, привез на ней генератор, а потом, перед отъездом, отвез бы обратно. Или еще вариант — генератор был Мишкин, и узнал его кто-то из Мишкиных конкурентов по торговле, вот и устроил погром, и не на Ивана был зол, а на Мишку…
А тем временем в замке я так ничего и не понял. То ли вскрывали его, то ли нет.
И тропинка, напомнил я себе, внезапно стала такая странная… Но Иван сказал, что не водит машину по объективным причинам. А еще была карта, в которой я ничего не смыслил, но теперь мне казалось, что и с ней тоже что-то не так.
Я пошел к иконам. Все равно хотел их забрать и сейчас просто снял, сложил стопочкой и вынес. Еще раз вернулся, окинул все хозяйским взглядом, запер дверь. Сел в машину, поехал к дому бабы Лизы и уже по дороге вспомнил, что надо было взглянуть, остались ли следы пожара, но возвращаться не стал. А потом смекнул, что и замок ни с того ни с сего прекрасно закрылся, и решил, что черт с ним, просто у меня руки не оттуда растут.
У калитки меня встретил жирный гусак. В животе заурчало, я вообразил его в качестве аппетитного главного блюда. Времени с моих завтраков, как мне казалось, прошло немного, но проголодаться я успел. Есть мне пока было некогда, поэтому я, шуганув гусака, поставил машину, взял вещи и иконы и зашел в калитку.
Баба Лиза была дома — я слышал, как она возится в огороде. Кое-как я открыл дверь, причем сумку пришлось поставить на пол, потом подобрал все и пошел в свою комнату.
Там было прохладно и очень уютно. Снова накатило ощущение, что в ней кто-то живет, что мне ее уступили на время. А еще баба Лиза поставила в баночку свежие цветы — от их запаха мне подурнело, в хорошем, конечно же, смысле. И я подумал, что деревенские жители этих запахов не замечают: привыкли.
Я устроился основательно: разобрал вещи, сумку засунул под кровать. Там же я обнаружил ночной горшок и улыбнулся: здесь, несмотря на громкую вывеску Мишкиного магазина, многое осталось неизменным, как при царе… Действительно, смысл бежать ночью до туалета? Вот оно, просто и незатейливо. Естественность как она есть.
Потом я достал газету с одной из полок — старую, еще девяностых годов, постелил ее на столе, на нее положил иконы и стал их рассматривать.
Их было четыре. Все старые, века девятнадцатого, хотя я был не эксперт. Лики почти выцвели, дерево пахло ладаном, и было в них что-то такое завораживающее, что сначала я даже подумал — не буду их отдавать. Но потом обругал себя: иконы должны быть у людей верующих, если они произведение искусства — в музее, но точно не в квартире человека, который даже и не крещен.
Иван говорил, что на пропавшей иконе украшен оклад. Такая икона у меня была только одна — Богородица с Младенцем. Я всмотрелся — нет, ничего похожего, да и оклад у нее был…
Когда я ощупал оклад еще раз, то понял, что не ошибся. Он действительно отходил от иконы. Осторожно, стараясь не повредить, я попытался его снять, но он, хоть и сидел неплотно, сниматься отказывался, или я просто неправильно что-то делал.