Читаем Все не случайно полностью

Все не случайно

В рубрике «Документальная проза» — немецкая писательница Эльке Хайденрайх с книгой воспоминаний «Все не случайно» в переводе Ирины Дембо. Это — не связные воспоминания, а собрание очень обаятельных миниатюр.

Вера Валентиновна Алентова , Наталья Юнина , Эльке Хайденрайх

Биографии и Мемуары / Театр / Современная русская и зарубежная проза / Самиздат, сетевая литература / Документальное18+
<p>Эльке Хайденрайх</p><p>Все не случайно</p><p>Книга воспоминаний</p><p>В одиночестве</p>

Бывать совсем одному в незнакомых местах интересно. Ты исследуешь новое, готов к сюрпризам, открыт неожиданностям.

Бывать в полном одиночестве в тех местах, где когда-то был счастлив, тяжело. Вон сидит тот с собакой, мне случалось раньше видеть его здесь с другой собакой, ее больше нет. Только сейчас не заплачь, тут, одна за столиком. Кто захочет понять твои слезы и чем их объяснить? В тех местах, где ты был счастлив, несчастным лучше не бывать. «Они нас слишком ко многому обязывают, все эти сплетения несовпадающих обстоятельств», — так говорит о переполняющих нас воспоминаниях Дон Делило.

Они нас слишком ко многому обязывают. Ушедшего счастья не воскресить. Его сестру-близнеца зовут печалью.

Я знаю одного человека, он поехал со своей новой подругой в то место, где бывал до того с первой женой, которую любил и которая от него ушла. Он удивлялся: почему там стало теперь не так красиво? Лучше бы ему поехать одному и подумать, почему она от него ушла. Хотя он и не был бы счастлив, но, может быть, это был бы шаг вперед?

<p>Плач о биржевых потерях</p>

Тот мужчина в белом костюме так и не узнал, как глубоко я им восхищалась и как мне хотелось, чтоб такой человек был рядом со мной. Его сын, очень на него похожий, одно время вел по телевидению программу биржевых новостей. В ней я как-то увидела, услыхала, что фондовый индекс Германии падает, и начала плакать.

А мой друг, ошеломленно глядя на это, заподозрил меня в не известных ему тайных биржевых потерях. Но то, чего он не знал, было намного хуже.

<p>Буддист</p>

Мой друг работает управляющим, и всегда в отелях высокого класса. Однажды он получил большой увесистый пакет от одного из многолетних постоянных клиентов отеля. В пакете оказался набор столового серебра на двенадцать персон, с половником, лопаточкой для торта и всем, что причитается.

И письмо, написанное рукой этого постоянного клиента.

«Дорогой господин Б., — писал он, — это все, что в течение лет я наворовал в вашем отеле. В данный момент я стою на пороге новой жизни, я становлюсь буддистом. Это означает, что я никак не должен быть привязан к вещам, а также к долгам. А потому отсылаю Вам Ваши приборы обратно, чтобы освободить мою душу и мысли».

Мой друг говорит, что с тех пор стал намного спокойнее относиться к приступам клептомании у постояльцев отеля. «Может быть, в один прекрасный день они станут буддистами, — думает он, — и тогда солонки, халаты и полотенца вернутся обратно в целости и сохранности».

<p>Чакра</p>

«Чакра сегодня плохая, — сообщает моя парикмахерша, нахмурившись, когда я вхожу, — и аура что-то у тебя не та».

И когда провожает меня: «Я знаю, ты будешь смеяться, но по четвергам лучше тебе ходить только по левой стороне улицы и никогда нельзя сидеть в зеленом плетеном кресле, а по понедельникам не ешь фруктов с косточкой, у которых в названии буква К».

«Почему?» — спрашиваю я, а она отвечает многозначительно: «Мне так видится».

В следующем месяце она, к сожалению, не сможет меня постричь. Будет в Норвегии, заниматься яснослышаньем. Не то чтобы смотреть на эльфов и троллей, а послушать их ночью в лесу.

Или они ей там нашепчут, чтобы не есть мне по утрам вареной картошки с буквой Р?

Я люблю мою парикмахершу. Она открывает для меня столько разных доступных способов сделать жизнь сносной.

<p>Карлеоне</p>

От Палермо до Карлеоне чуть меньше пятидесяти километров. Леолука Орландо, родом из Карлеоне, долгие годы был бургомистром Палермо. И за эти годы он ухитрился отправить за решётку всех главарей карлеонской мафии, положив на это жизнь и здоровье. Годами он не спал две ночи подряд в одном месте, жил под усиленной охраной за пуленепробиваемыми стеклами, чтобы его не пристрелили, как Рикардо Флаконе, его соратника Борселлино и еще многих других. А сейчас он с гордостью хочет показать мне Карлеоне, теперь там стало красиво и безопасно. Он прислал к моему отелю взятый напрокат автомобиль, потому как у него в машине никто, кроме телохранителей, ездить не решается. Он велел мне не останавливаться, что бы ни происходило, и все время ехать за ним с той же скоростью, не обращая внимания на светофоры, — и понеслось.

Да так стремительно, что скоро я отстала от его широкого автомобиля с тонированными стеклами. Он заметил, сбавил скорость, и мы помчались через чудесные места, поля и горы, нигде не задерживаясь ни на секунду, все пропускали нас, все узнавали этот лимузин, а я болталась у него на хвосте.

В Карлеоне, давнишнем оплоте мафии, идиллической горной деревушке с десятком тысяч жителей, на рыночную площадь сначала вышли двое тяжело вооруженных ребят, пристально, мрачно огляделись. Потом Леолука, улыбающийся, в рубашке, без страха, народ с ним здоровается. Он говорит: «Нигде я не чувствую себя в такой безопасности, как здесь. Тут теперь только женщины и дети».

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное