Все не случайно

Так вот, мне стало понятно, что я и человек, которого я играю, – это разные личности. Мне нужно всегда иметь при себе качества воспитанного человека, не теряя их. Но во время работы над ролью необходимо научиться убирать их подальше и позволить эмоциям, иногда неприглядным, выйти наружу. Можно позволить себе и хамский тон, и мерзкое поведение, если персонаж, над которым ты работаешь, таков. Никогда нельзя путать себя-человека и себя – персонажа пьесы.

Поскольку я теперь тоже педагог, недавно дала такой же совет хорошо воспитанному и к тому же очень верующему молодому человеку, приехавшему к нам из Германии. Ему было трудно присвоить себе качества, которые противоречат его природе, его воспитанию. Надеюсь, и ему поможет совет моего педагога…

О «Кремлевских курантах», перейдя на четвертый курс, я уже стала забывать, но как-то в коридоре меня остановил Марков и спросил, не удивило ли меня количество мхатовских актеров на нашем экзамене летом? Я искренне сказала, что не удивило, но поволноваться заставило. Выяснилось, что все пришли смотреть именно на меня. Предполагалось ввести молодую артистку в спектакль «Кремлевские куранты», который должны были показывать на летних гастролях в Америке. На мой вопрос, что же случилось, чем я не подошла, ответ был простой: «Вы как раз очень подошли. Но эту роль много лет играет актриса Анастасьева. Театр давно не ездил на зарубежные гастроли, и желание театра омолодить исполнительницу был воспринят «постаревшей» актрисой как несправедливость. Она сочла это оскорбительным и выразила свое возмущение руководству. Театру пришлось с ней согласиться, и смену актрисы отменили…»

Однако планы омолодить состав оставались в силе, поэтому вскоре меня вызвал на разговор наш ректор, Вениамин Захарович. Он сказал, что я уже практически в труппе театра и чтобы я не вздумала соглашаться на предложения других театров. Тем более, не дай бог, на предложения сниматься в кино. И, добавил Вениамин Захарович, разумеется, пока лучше об этом разговоре не распространяться.

Радомысленский всегда был счастлив, когда театр брал студентов школы-студии: каждый год во МХАТ принимали одного-двух, самых сильных.

Когда к нему пришел Гориккер отпрашивать меня на съемки, Радомысленский уже знал о планах заменить Анастасьеву мною. Так что никакое кино не должно было этому помешать! Радомысленский, настоящий рыцарь МХАТа, любил театр всей душой и непреклонно отстаивал его интересы.

Я, конечно, была счастлива все это слышать, однако к тому времени уже вышла замуж, и, в отличие от меня, у мужа моего с актерством не очень складывалось. Он даже начал подумывать о переводе во ВГИК на режиссерский факультет, но Вениамин Захарович строго сказал, что торопиться не стоит, режиссура от мужа никуда не убежит, а если он закончит школу-студию, это лишь пойдет ему на пользу. Вениамин Захарович добавил, что мужу за свою судьбу беспокоиться нечего: молодую семью никто разлучать не станет – это не в традициях МХАТа.

Значит, наше будущее решено!

Перспектива оказаться актерами МХАТа окрыляла и вдохновляла. Да, театр в то время находился не в лучшей форме, да, его называли «кладбищем талантов» – мол, берут из студии самых способных и потом годами держат в массовке. Но! Но! Но! Это театр мечты! И со МХАТом происходит такое, потому что я туда еще не пришла! С моим приходом, думала я, все изменится! Я была в этом уверена, и я обожала МХАТ со всеми его недостатками. Я любила его историю, его артистов, особый запах его кулис, да и просто удивительную вежливость его служб, особую, фирменную вежливость…

Помню один случай… Как-то Богомолов поставил спектакль «Три толстяка» в филиале МХАТа – когда-то это здание принадлежало театру Корша, а теперь там располагается Театр Наций. Мы, богомоловские студенты, были в спектакле задействованы: девочки играли поварят, мальчики – гвардейцев. Однажды мы, юные козочки, бежали вприпрыжку по пути из гримерок в сторону сцены, а навстречу нам шла немолодая костюмерша, несла на вытянутой руке несколько вешалок с тяжелыми костюмами. Мы, естественно, тут же прижались к стенке, уступая проход по узкому коридору. Но и она тоже встала к стенке, уступая дорогу нам. «Нет-нет, дорогие девочки, спасибо, но вы актрисы, – пояснила она. – В театре все должно быть подчинено актеру. Так что вперед, а я подожду». И мы побежали на выход, гордые своим высочайшим предназначением.

Вообще четвертый, выпускной, курс считался очень сложным и очень нервным. Да, наша судьба решена, но остальным-то приходилось задумываться о будущем. В те времена театральные режиссеры еще ходили смотреть дипломные спектакли в театральные вузы, чтобы отобрать молодых актеров. Театры не были переполнены, как сейчас, и студенты-выпускники весь четвертый курс занимались дипломными спектаклями – в них могли «заметить». Если казалось, что для устройства на работу дипломного материала недостаточно, – готовили дополнительные отрывки для показа в разные московские театры.