Чем дольше мы были вместе, тем сложнее мне было принять такой образ жизни. Тимур боялся открыто назвать нас своей семьёй, ссылаясь на свою маму. Этой истории я не знала, и мне было очень жаль всех. Иногда судьба так несправедлива, что начинаешь сомневаться в законе равновесия. Я всё же верю в карму и что всё не просто так в этом мире. Доказать Тимуру это ни разу не получилось, и я сдалась. Я шла на многие лишения ради него, почему же он не мог отказаться от этой зацикленности на опасности? Безусловно, он очень переживал за нас и старался так беречь, только вот сама себя я съем быстрее, а про Руслана всё равно разнюхают.
В этот раз он не звонил и не писал, а к концу месяца я была готова на стенку лезть. Кажется, это не очень вяжется с "беречь". Даже Аня видя моё состояние, ночует у меня. Я пью вино, а она составляет мне компанию чаем.
— Да нормально всё с твоим Бесоевым, — бубнит Аня. — И как только тебя так угораздило вляпаться?
— Не знаю, Нют, не знаю. Сделать ничего не могу. Я и без него не могу, а так…
— А так ты себя до срыва доведёшь. На такие отношения могла согласиться только курица, которой нужны только бабки. А ты слишком эмоциональная, слишком чувствительная. Ты ведь раньше могла холодно рассуждать, что случилось?
— Не хо-чу, — по слогам говорю. — Не хочу холодный рассудок, хочу сердце горячее.
— Кто-то вина перепил, — отбирает бокал Аня. Нет, я абсолютно трезва. И всё понимаю.
Сидим в тишине, потому что Аня не знает, что мне посоветовать. Я и сама не знаю, чем себе помочь.
— Прости меня, — всё же переводит тему Аня, нарушая тишину. — Я так виновата перед тобой.
— Ань, я тебя давно простила, — и это была чистая правда. Я боролась за неё, за её жизнь, за её здоровье. Да, она обидела меня, и не раз. Но семья нужна, чтобы даже в такие тяжёлые моменты поднимать с колен, а не бросать и так потерявшегося человека. Заблудиться в перипетиях жизни может каждый.
— А вот я себя нет, — стекает слеза по её щеке, затем ещё одна. — Какая же я идиотка. Всем жизнь чуть не похерила, потому что у меня, видите ли, горе. Я знаю, что ты меня простила, ещё тогда поняла, в больнице, когда ты о прощении говорила. Но, оказалось, что сложнее всего простить себя за всё.
— Какое горе, ты о чём? — притягиваю Нюту к себе. Она не захлёбывается слезами, Аня словно со всем смирилась, и они бегут сами по себе.
— Я… я никому не говорила. Даже Антон не знает, и пообещай, что так и останется, — я вижу, с каким трудом ей даётся это признание.
— Обещаю.
— Когда папа умер, я… я была беременна, — начинает Аня, а у меня внутри всё падает в какую-то пропасть. — И… и я не смогла, я не справилась с этим горем, на фоне переживаний, видимо, случился выкидыш.
— Боже, Аня, — крепко обнимаю, рыдая уже вместе с ней.
— И после этого я… я не смогу иметь детей. Я не знаю, как я подсела. Мне просто хотелось, чтобы эта боль дурацкая ушла, но с каждым чёртовым днём мне становилось только хуже. Антон не понимал, что не так. Он переживал, пытался помочь, а я только гнала его от себя. Он ведь даже не жаловался никому, это же началось гораздо раньше.
На самом деле, раньше. Прикидываю в уме. Папы нет с нами полтора года, явные проблемы с Аней мы заметили девять месяцев назад, три из которых она лечилась. Полгода. Полгода она скатывалась в эту яму, а Антон терпел и пытался ей помочь, а я даже не заметила, будучи занятой сыном.
— Для него я ещё большая тварь, потому что всё началось на ровном месте, — усмехается она. — Пусть будет так. Антон заслуживает полноценной женщины и семьи.
Конечно, он имел право знать, но с другой стороны, не знаю как бы я повела себя. Моя беременность протекала хорошо, но если бы что-то случилось, думаю, я бы тоже не выкарабкалась.
— Я нашла чем забить эту пустоту. Наркота помогала, пусть и не надолго, но мне было весело. Ладно, не весело, но не так грустно. Я даже не заметила в кого превратилась, она сожрала во мне всё человеческое.
— Это не так, — отрицательно мотаю головой.
— Да так. Я как вспомню, что творила и говорила, мне в окно хочется выйти. Теперь к отголоскам той боли добавилось ещё и чувство вины.
— Не смей, — повышаю я голос. — Ты слышишь меня? Ты мне нужна, маме нужна.
— А себе уже нет, — так спокойно говорит обо всём.
— Анют, послушай меня. Мы все люди, все мы ошибаемся, потому что живём в первый раз. Ты оступилась, натворила делов, но всё решилось. Пока жива, можно всё исправить. Я понимаю твою боль, пусть и не так хорошо, но жизнь не закончилась. Ты сама вспомни, когда папа… — слёзы градом катятся, словно я снова вернулась на полтора года назад. — Он знал, что осталось недолго, но он жил. Каждую секунду яростно жил. Ему даже удавалось заставить нас забыть о его болезни, которая сжирала его. У тебя ещё всё впереди, сестрёнка. Да, иногда жизнь идёт на по нашему плану, постоянно вносит свои коррективы. Но она идёт, Анют. Ты же боец, как папа. Ты всегда была в него.
— Кажется, в какой-то момент ты стала взрослее меня, — тоже сквозь слёзы смеётся она. Да, жизнь в последние пару лет не балует.