Филипп обхватил мой подбородок ладонями и заставил повернуться к нему лицом.
Я наклонилась, чтобы найти его губы, наслаждаясь ароматом зубной пасты с перечной мятой и оживляя воспоминания, охватывающие мили и месяцы. Стоило мне достаточно сильно вдохнуть, и его сила оживляла меня.
И, как с большинством вещей, которые предлагал Филипп, так оно и произошло. Поддавшись, я позволила ему крепко обнять себя и дала обещание, которое еще не полностью осознавала.
Освободившись от объятий Филиппа, я поднялась с пола в поисках Марты и четвероногой проблемы, с которой мне предстояло иметь дело. Они играли на цветастом коврике, и щенок свирепо бросался на нее, мило вилял хвостом. Когда он увидел меня, он уронил игрушку и с разбегу уткнулся мне в ступни. Он облизывал и покусывал меня, пытался поймать мой взгляд.
Щенок был умен. Он понимал, что, если мы встретимся глазами, я стану его пленником. Нечто похожее произошло у нас с Филиппом.
– Он такой милый, Шарлотта. Посмотрите на эту мордочку, – сказала Марта.
Я знала, что означает этот щенок. Меня поразила предусмотрительность Филиппа. Мама застонала в соседней комнате, и Марта встала.
– Я пойду к ней.
Я не знала, чувствовала ли я облегчение или испугалась. Окно у моей кровати было распахнуто, а розовые занавески широко раздвинуты, открывая чистое небо. Луч солнца пронзил серые облака и, проникнув сквозь просвет в них, рикошетом отразился от зеркала. Луч разнесся по комнате, и щенок попытался поймать его своей игривой пастью. На секунду я восхитилась его храбростью.
Филипп стоял рядом, не решаясь вмешаться.
– Марта, – крикнула я. – Подождите. Я сама пойду.
Нагнувшись, я взяла щенка на руки и направилась к маме. Щенок заерзал и вцепился острыми зубками в мои пальцы.
Войти в ее комнату было словно отправиться в ностальгическое путешествие по детству – смесь запаха смягчителя ткани и духов «Этернити» от Кэльвин Кляйн. В детстве этот запах защищал меня от кошмаров и жутких монстров, живущих под кроватью. Когда я стала взрослой, он успокаивал меня, и я вдохнула, чтобы ее запах получше отпечатался в памяти. Пока мать угасала, этот запах все время искушал и мучил меня, словно эхо, напоминающее обо всем, что я потеряла.
Ее голова прижалась к подушке. Хоспис предоставил нам одну из кроватей, которую можно было опустить вниз одним щелчком переключателя.
Мама выглядела уставшей и маленькой на фоне бледных простыней и одеяла. Она словно уменьшилась вдвое. Ее взгляд проследил за тем, как я подошла к краю ее кровати и присела со щенком на руках. Он сразу же выскочил из моих рук и уселся на ее живот. Щенок был золотисто-коричневого цвета с большими шоколадными глазами, которые словно пытались с ней заговорить.
Впервые за последние недели я видела маму счастливой, ее глаза расширились, а уголки рта приподнялись. Филипп стоял рядом со мной и наблюдал, как щенок покружился и плюхнулся на нее маленьким клубком. Он утомился и сладко вздохнул. Мама погладила его шерстку, тепло заливало ее лицо. И это была не вспышка солнечного света, пробивавшаяся через окно, освещая комнату. Это было что-то другое.
Мои пальцы нащупали голову щенка, и я потерла мягкие ушки.
Мама положила ладонь на мою, и я поняла, что щенок разрешен официально. А еще я поняла, как назову его. Санни. Я назову его Санни.
Глава 11
Когда мы приближались к ресторану, солнечные лучи озарили нас вспышкой света.
Солнечное сияние напомнило мне о том, как Филипп впервые привел меня в залив Морада. Был январь, и температура стояла умеренная, хотя я этого почти не замечала. Я уже приспособилась к климату с гардеробом, состоящим из цветочных сарафанов и топов на тонких бретелях. Мягкая погода превратила некогда бледный оттенок моей кожи в янтарный, а волосы стали длиннее и светлее. Ненастная погода Канзас-Сити заставляла меня месяцами скрывать тело под водолазками и объемными куртками. Сбросив зимнюю одежду, я сбросила вторую кожу – и физическую, и эмоциональную.
Либерти утверждала, что они – эти наши оболочки – идут рука об руку. Она сказала:
– Это витамин D. Но у любви такой же эффект.
В тот день мы припарковались на кольцевой и пошли под деревьями к потрясающему пляжу. Филипп вел меня, с энтузиазмом указывая то на одно, то на другое – на ярко окрашенные столы на скалистом берегу, на покачивающиеся пальмы, обрамляющие живописный залив. Это меня удивило, ведь он был завсегдатаем самых изысканных ресторанов. Ему не было особого смысла бросать якорь на удаленном скромном острове, но, когда в тот первый день я ступила на золотой песок, я поняла естественную красоту и всю прелесть контраста между высококлассным уровнем обслуживания и естественным великолепием. Об этой части страны он говорил так, будто описывал любовницу – соблазнительная, утонченная, та, которой можно наслаждаться снова и снова.