Все не так закончилось

– Я куплю новые, – сказал он сквозь поцелуй, когда я услышала, как часы с грохотом ударились об пол.

– Ты ведь сейчас должен садиться в самолет…

Он бросил меня на кровать, а раннее солнце осветило его лицо лучом света.

– У меня изменились планы.

Похоже, мне не нужно было беспокоиться о физических несовершенствах, потому что Филипп не собирался раздевать меня, он не собирался делать нас парой в таком смысле. Он обнимал меня, полностью одетую. И мы разговаривали.

– Ты что-то со мной сделала, Чарли Майлз.

Я легонько ударила его кулаком:

– Майерс.

Он сделал вид, что не заметил, и устроился поудобнее под одеялом. Наши тела ощущались, как одно целое, и я прислонилась головой к его свитеру, перебирая мягкую ткань.

– Тебе не нравится, когда я зову тебя Майлз?

– Нет.

– Все называют тебя Майерс. Я не хочу быть как как все.

– Это мое имя, мистер Стаффорд.

– Имена можно изменить.

Он улыбнулся.

Это станет одним из моих самых ранних воспоминаний о Филиппе. Его странное чувство юмора. Он был мужчиной, который меня заинтриговал интеллектуально.

Кем-то, кто, как мне казалось, разделял мои страдания и умел скрывать самые тяжелые чувства. Мы обнимались, не обращая внимания на время и предстоящую неотложную поездку Филиппа.

Это было одно объятие, которое продлилось четыре дня. Четыре дня изучения мыслей, а в конечном итоге и тел друг друга. Мы говорили о его работе, о компании, которую они вместе с Меган поставили на ноги и которой теперь управляли на международном уровне.

О покупке и продаже убыточных предприятий с имуществом и землей и о превращении их в жизнеспособные компании, в которых работают тысячи человек. Пока мы не дошли до более глубоких тем. Его успех и осторожный путь, который он избрал для его достижения, если подвести итог. Но Филипп представлял собой нечто гораздо большее, чем его победы.

Например, Филипп плакал, когда пел национальный гимн на спортивном мероприятии. Я знала об этом, потому что видела его на матче Роялс. Мы обсудили это позже за барбекю, после того как я напомнила ему, что в Канзас-Сити одни из лучших ребрышек в стране.

– Есть что-то удивительно патриотичное в том, чтобы стоять плечом к плечу с товарищами, положив руку на сердце. Гордость. Это просто прекрасно.

– Ты же британец, – напомнила я ему.

– У меня есть сердце, Чарли. Оно многое слышит. Многое.

Это объясняло также и то, почему он посещал клубы для подростков почти в каждом городе своего маршрута. Там он обедал с детьми, играл в баскетбол и обсуждал их будущее. Для него эти дни были столь же вдохновляющими и мотивирующими, как и для самих детей.

– Из-за своего бизнеса я мотаюсь по всему свету, Чарли. Как бы вычурно это ни звучало, но везде преобладает бедность. Ни в одной стране, которая отвергает нуждающихся, нет очарования. Я могу тратить на все это огромные деньги, но этим детям нужны люди, на которых они могут равняться, те, кто в них верит. Это куда более продуктивно.

Я наклонилась ближе:

– Держу пари, женщины находят тебя невероятно притягательным, когда ты так говоришь.

– Большинство, да, – сказал он, кусая кукурузный маффин.

– Именно так я отношусь к своим ученикам. Поэтому я и призываю их читать. Это бесплатные каникулы, возможность посетить места, в которых они никогда не были, и, возможно, никогда не смогут побывать. Чтение обогащает их словарный запас, учит лучше писать и говорить. Это мой посильный вклад в то, чтобы изменить мир к лучшему.

Возможно, он этого не замечал, но я точно знала, что теперь мы помогаем нуждающимся детям во многом из-за нашего неполноценного детства. Когда-то мы были такими же детьми.

– Вот это точно сексуально. Ты собираешь волосы в пучок на затылке и надеваешь очки как у библиотекаря? Держу пари, что некоторые парнишки влюблены в тебя по уши.

Боже, каким же он был привлекательным, когда был бодрым… Я погладила его щеки пальцами, испачканными в барбекю, а он их поцеловал.

– Мне нравится, что ты заставила меня ждать, Чарли. Сколько времени тогда прошло? Два дня? Три? Он поднял пальцы в подтверждение своей точки зрения. – Была еще лишь одна женщина, которая заставляла меня ждать, и я на ней женился.

Наташа.

Я слушала, как он говорил о ней, вытирая лицо салфеткой.

Я представила себе супермодель, на фоне которой мои недостатки становились еще заметнее.

– Она жила по соседству с нами. Раньше я пытался наблюдать за ней в окно. Мы безумно влюбились друг в друга после того, как одним летним днем она выстрелила в меня пальцем. Мы поженились в восемнадцать. Развелись в двадцать два. Мы до сих пор разговариваем каждый день.

Когда я слушала их историю, у меня по спине стекал пот. И он не был вызван палящим на меня солнцем или острыми ресторанными приправами.

Он был вызван чем-то другим.

В глазах Филиппа блеснул огонек, как будто он уличил меня в какой-то неотесанности. Но мне было чуждо чувство ревности.

– Тебя это беспокоит? – спросил он.

– А должно?

– Это она бросила меня, – сказал он, – А не я ее.

Его признание повисло в воздухе.

– Я уже не влюблен в нее, – продолжил он, – если вдруг ты об этом подумала.