– Работаю над этим, – ответила Нэйтелла деловито, и Мигель подумал, что этот ИИ в псевдочеловеческом теле выглядит довольно несчастным существом. Оно явно ищет понимания и не знает, как лучше вести себя перед людьми с другой стороны земного неба, пробуя то один стиль общения, то другой. Может быть, и впрямь на Земле кризис развития? Вот и Вестминд явно хотел нам понравиться, хоть и выбрал для этого довольно странную модель поведения. Или всё это – сплошная игра, имеющая целью нас запутать и всячески дезинформировать? Но если так, то зачем? Какой смысл? И Вестминд, и Нэйтелла прекрасно знают, что КСПСС – не враг Земли. Мы всегда были открытой системой и принимали всех, кто искренне разделяет наши убеждения. И не наша вина, что после Пекинского инцидента любое общение между нами и Землёй было прервано. Хорошо. Пусть обоюдная. Но повторю опять – мы Земле не враги. Мы ни в коем случае не разделяем тот путь, по которому она пошла, но не считаем себя вправе вмешиваться. Хотя, вероятно, уже могли бы. Силёнок на войну хватило бы. И весьма вероятно, что она стала бы победоносной. Насколько я знаю, сценарий такой войны даже разрабатывался Генеральным Штабом под руководством моего любимого
– Дамы согласны с Конвеем, – сказала Ирина. – Термоядерная электростанция – это очень круто, но скучно.
– Да, – поддержала сестру Марина. – Хотелось бы чего-то более человеческого.
– Можно в наш загородный парк имени Парижской коммуны. Там реальные развлечения и реальные люди тоже попадаются, – предложила Нэйтелла. – Да и сам парк хорош, есть что посмотреть.
– Парижской коммуны? – переспросил Мигель.
– Название пришло со старого Иркутска, – пояснила Нэйтелла. – Здесь много таких. Улицы, площади… Так что, решили?
Глайдер продолжал медленно вращаться вокруг своей оси, и теперь его нос смотрел точно на грандиозные Семь Башен, взметнувшиеся в сибирское небо на, казалось, невообразимую для искусственных сооружений высоту.
«Самое крупное ХЧТ на территории Сибири и Дальнего Востока и одно из крупнейших в Евразии. Больше только Шанхайское, Московское и Парижское, – вспомнил Мигель. – Хранилище человеческих тел. Миллионы тел хранятся в специальных условиях, пока их хозяева находятся в вирте. Мужчины, женщины, старики, дети… Вот, пожалуй, самое главное, что есть на Земле. Я бы даже сказал, основополагающее. Вирт и всё, что с ним связано. Мы не видим людей на улицах Нового Иркутска не потому, что они на какой-то там работе, дома или в парках развлечений. Таких ничтожно мало. Все – в вирте. Вот этот феномен и нужно изучить, понять, прежде чем выносить какие бы то ни было суждения о жизни на Земле».
– Семь Башен, – произнёс он и для верности протянул руку. – Предлагаю начать с них. Это возможно? – Он бросил взгляд на Нэйтеллу.
– Отчего же нет? – ответил ИИ в женском теле. – Семь Башен, так Семь Башен.
И глайдер, плавно набирая скорость, понёсся вперёд.
Чем ближе они подлетали к Семи Башням, тем явственнее проступала вся грандиозность этого сооружения. Соединённые на разных уровнях крытыми переходами, Башни вздымались почти на километровую высоту и выглядели изящно, грациозно и в то же время надёжно и мощно. Все они были разных форм, но объединены неким общим архитектурным замыслом, который превращал их в единый образ-символ. Чего? Гигантского улья-спальни? Овеществленной мечты о рае, для достижения которого не требуется ни малейших усилий? Величайшего в истории Земли концентрационного лагеря, заключёнными которого становятся добровольно? Этого Мигель для себя сформулировать не успел – глайдер опустился на выносную открытую посадочную площадку одной из башен.
– Прибыли, – сообщила Нэйтелла. – Выходим.