Все нечестные святые

Как только у нее выдавалась свободная минутка, она изготавливала изящные цветы из бумаги, так похожие на настоящие, что порой сами цветы забывали о том, что они искусственные, и ждали, что их польют. Кропотливый процесс изготовления требовал полной сосредоточенности, мог длиться часами, и если Антонию прерывали, она приходила в неописуемую ярость. Теперь в ее душе вели ожесточенную борьбу желание официально нанять Пита и нежелание прерывать любимое занятие. Первое в итоге победило, но это была победа с привкусом горечи.

Вот чего хотела Антония: чтобы деньги можно было доставать из воздуха. Вот чего она боялась: что однажды она забудет накричать на кого-то из членов семьи, в результате чего этот член семьи сделается небрежным и случайно подожжет дом.

Яростно фыркнув, Антония оторвалась от бумажных роз и встала. Потом собрала волосы в гладкий пучок, несколько раз ущипнула себя за щеки и решительно вышла к Питу.

– Ты сынок Жозефы? – спросила она.

У Пита в руке оставался последний камень, и юноша поспешил положить его на землю. Он видел, что вышедшая из домика женщина сердита, и решил, что является причиной ее гнева.

– Я ее племянник, мэм. Пит Уайатт.

– Уайт?

– Уайатт.

При виде построенного Питом домика досада Антонии слегка поутихла.

– Пожми мою руку, – велела она Питу, и тот подчинился. – Антония Сория.

– Сора, мэм?

– Сория. – Антония пристально разглядывала юношу. – В тебе точно нет тьмы?

– Нет, мэм, у меня только отверстие в сердце.

– Эта дырка в сердце убьет тебя, если будешь изнурять себя работой?

Доктор, поставивший Питу диагноз, – человек, которого тоже звали Питом, – пояснил, что, имея отверстие в сердце, следует избегать переизбытка эмоций, вроде шока, страха и смешанных чувств, могущих возникнуть, если вы вдруг обнаружили, что кто-то хочет вашей смерти, и которые непременно испытает человек, служа в армии. Доктор Пит призвал Пита-пациента вести умеренный образ жизни и избегать ситуаций, в которых велика вероятность неожиданно испытать сильные эмоции. В таком случае, утверждал он, у Пита не будет проблем со здоровьем. Ежась под взглядами присутствовавших на приеме родителей и младшего брата Декстера, Пит спросил, нельзя ли ему просто тренировать свое сознание и всё-таки пойти в армию. Пит-врач сказал: «Боюсь, что нет». Пит-пациент всегда будет слабым звеном. А потом взял и написал: «К службе непригоден».

Теперь Пит снова вспомнил тот случай, потом подумал о Беатрис и о пустыне. А потом сказал:

– Нет, мэм, не думаю. Меня может убить только шок.

– Хорошо. Очень хорошо, – повторила Антония. – Идем. Покажу, куда можно поставить ботинки на ночь.

Пока Пит ходил к машине забрать сумку, Антония с горечью поглядела на оранжерею своего мужа Франсиско. Сквозь стекло виднелся его силуэт. В то время как его жена проводила ночи, изготавливая прекрасные искусственные цветы, неотличимые от настоящих, Франсиско целыми днями выращивал настоящие цветы, настолько прекрасные, что их трудно было отличить от искусственных. Климат долины Сан-Луис прекрасно подходил для выращивания крепкого картофеля, сена и томатов, однако Франсиско посвятил себя выращиванию роз. Существовало множество препон для выращивания роз в Бичо Раро: град постоянно норовил посбивать лепестки, лоси – объесть листья, а жгучее солнце – обесцветить яркую окраску цветов. Еще ребенком Франсиско был поражен совершенной красотой золотой спирали Фибоначчи, заложенной внутри розы, и с тех пор не потерял запала. С тех пор он не оставлял попыток создать невозможное: черную розу. Вот и теперь он торчал в оранжерее, делая записи в маленьком дневнике. Он записывал числа, не имевшие, по правде сказать, никакого отношения к арифметике.

Франсиско писал на языке, который они изобрели на пару с Беатрис. Записанное им предложение переводилось так: «Кажется, прошлой ночью собаки Антонии прикончили несколько человек».

Вот чего хотел Франсиско: найти на одной из роз черный как смоль бутон. Вот чего он боялся: что его попросят заняться чем-то другим.

Антония снова одарила мужа презрительной усмешкой, чувствуя, как в душе с новой силой закипает раздражение, потом повернулась к Питу. Она указала на прудик.

– Грузовик вон там.

Весть о том, что это транспортное средство действительно существует, наполнила Пита радостью. Если бы он хорошенько напряг воображение, то даже смог бы представить логотип своей будущей фирмы на облезлом боку машинки.

– Благодарю вас за эту возможность, мэм.

– Повремени с благодарностями. Мне кажется, грузовик не на ходу. – Антония остановилась перед какой-то длинной хозяйственной постройкой. – Вот здесь будешь жить. Мы тут по уши в пилигримах, так что у тебя будет сосед.

– Я не возражаю, мэм.

– Может, еще возразишь, – заметила Антония.

Дом, в который определили на постой Пита, изначально служил жилищем семье Даниэля Лупе Сория, хотя теперь сия постройка мало напоминала семейное гнездо, потому что ее давным-давно разделили на несколько крошечных квартирок. Внутри было темно и прохладно, пахло какой-то незнакомой едой и древесиной, пропитанной табачным дымом.