Всё нормально

– Скажите, пожалуйста! Яблоки все одинаковые! И, кстати, о фруктах: передай Елене Александровне[8], что в этом доме два ребёнка. И если она хочет сюда приходить, придётся это учитывать. В прошлый раз она принесла один банан для Алёши! Это никуда не годится!

– Сама и скажи! А заодно объясни ей, почему ты была против второго ребёнка!

И так могло продолжаться часами.

Оставлять что-либо на тарелке было не принято и не очень разумно: недоеденное просто убиралось в холодильник и на следующий день снова подавалось на стол, но уже в менее аппетитном виде. О том, чтобы выбросить еду в помойку, разумеется, вообще не могло быть речи.

Когда наступали холода, кастрюлю с супом держали не в холодильнике, а на окне между рамами. Зима в Ленинграде – дело серьёзное, и суп, естественно, замерзал. Каждый день мама с бабушкой растапливали его, выдавали всем по тарелке на обед, а оставшуюся часть выставляли обратно на холод до завтра. Иногда в середине недели бабушка «улучшала» наполовину съеденный суп, добавляя в него что-нибудь новенькое, например мясную кость или немного капусты или картошки. Она доливала воды и варила всё по-новому, отчего первоначальные компоненты супа превращались в трудноидентифицируемую[9] неаппетитную массу.

Мама хорошо готовила, но делала это только по особым случаям. В будни же её подход к еде был утилитарным. Например, Толя очень любил пельмени, которые иногда продавались замороженными в тонких картонных коробочках. В летние месяцы они мгновенно размораживались по дороге из магазина домой, а потом смерзались обратно в морозильнике в один обледенелый ком. В таких случаях мама, подобно Александру Македонскому, рубила этот ком, как гордиев узел, и варила получившиеся куски, как обычные пельмени. В результате получалось внешне довольно странное блюдо, которое подозрительно навевало мысли о том, что его уже один раз жевали. Нам с Алёшей этого месива не давали, но я не припомню случая, чтобы Толя хотя бы раз возмутился по поводу малоэстетичного вида своего ужина.

Подростковый бунт в СССР нередко начинался именно с еды. Если тебя всю жизнь заставляли доедать всё до конца, однажды неминуемо наступал предел. Как-то раз я зашёл за Сашей Лесманом в их гигантскую коммуналку на Воинова. Его глуховатая бабушка сказала, что он не пойдёт гулять до тех пор, пока всё не доест. Она уселась на диване напротив обеденного стола и внимательно наблюдала за тем, как из Сашиной тарелки ложка за ложкой исчезает куриный суп-лапша.

– Кушай, кушай, – повторяла Сашина бабушка-одесситка с характерной интонацией, – а то на тебе одна кожа да кости!

Саша кивал, почти по Станиславскому, изображая, что ест с большим энтузиазмом. Только бабушка не подозревала, что на самом деле суп из Сашиной тарелки исчезал в полиэтиленовом пакете, лежащем у него на коленях.

Минуты две, еле сдерживая смех, я наблюдал за тем, как этот одарённый актёр посылает бабушке взгляды, полные страдания, а сам, раз за разом, выплёвывает суп в пакет. Но потом мне всё-таки пришлось выбежать из комнаты, чтобы спокойно поржать в коридоре. Поэтому я пропустил финал сцены, когда Саша с гордостью вручил пустую тарелку довольной бабушке, а пакет с супом незаметно метнул из окна во двор, где тот приземлился с громким шлепком и распугал окрестных бродячих котов, голубей и старушек.

Глава 6 Охота и собирательство

В магазине:

– Простите, пожалуйста, у вас нет мяса?

– Вы ошиблись: у нас нет рыбы, а мяса нет в магазине напротив.

СКУДНОСТЬ СОВЕТСКОЙ КУХНИ можно отчасти объяснить сезонностью большей части продуктов. За исключением доступных круглый год картошки, морковки, лука и свёклы, овощи появлялись в магазинах в основном только в период своего созревания и надолго не задерживались. Так же обстояло дело и с фруктами: по большей части их можно было купить только в пору урожая, поздним летом и осенью. Заграничные же фрукты были большой редкостью и появлялись на полках только в больших столичных городах.

Как-то мы с бабушкой ездили на каникулы в деревню под Ленинградом. Старушка, у которой мы снимали комнату, поделилась с нами радостью:

– Представляете, на днях в наше сельпо завезли апельсины! Я купила пару штук. Откусываешь – и такая горечь! Хотя чем дальше кусаешь, тем вроде бы вкусней…

С бананами происходила похожая история. Они были огромной редкостью. Их всегда продавали зелёными, как огурцы, и твёрдыми, как подошва. Когда бабушке удавалось достать эти диковинные плоды, она заворачивала их по одному в газету и припрятывала в выдвижной ящик своей кровати, словно фамильные драгоценности. В последующие недели она регулярно выдвигала ящик и проводила тщательную ревизию: какие из бананов уже дозрели, а какие должны ещё полежать. И только тогда спелые фрукты с социалистической справедливостью делились между Алёшей и мной поровну – по одному в день. Речи о том, чтобы кто-нибудь из взрослых мог взять себе банан, разумеется, не шло.