Читаем Всё нормально полностью

Потом какой-нибудь пионервожатый приветствовал нас кличем: «Пионер, к борьбе за дело Коммунистической партии Советского Союза будь готов!» «Всегда готов!» – отвечали мы хором, выбрасывая вперёд и вверх слегка согнутую в локте правую руку. В этот момент мы становились пионерами и нам повязывали галстук и прикрепляли значок. Галстук я сразу возненавидел. Он был сделан из какого-то синтетического шёлка – до жути неприятной на ощупь материи, которая противно скрипела, когда его завязывали. Его надо было носить в школу каждый день, с того самого дня, когда тебе его впервые повязали на шею и до момента вступления в комсомол. Бог знает, сколько раз пионеру за его пионерскую жизнь – а это без малого пять лет – доводилось слышать слова: «Пионерский галстук – это частица революционного Красного знамени». Символическая, разумеется. Но я иногда воображал, что мой галстук – это отрезанный угол от большого советского красного флага, который кто-то искромсал гигантскими ножницами.

После окончания радостной церемонии наши с Вовой бабушки повели нас в ресторан «Метрополь» на Садовой. Это было изрядно пошарпанное, но довольно шикарное по советским меркам заведение, ещё помнившее лоск дореволюционных и нэповских времён: огромная сцена для артистов, просторный танцпол, бархатные портьеры на высоких окнах, круглые столики в глубоких полуосвещённых нишах, где когда-то трапезничали господа в смокингах, с моноклями и сигарами.

Во время нашего визита, конечно, не было ни танцующих пар, ни смокингов. И вообще никого не было, кроме нас четверых да парочки ленивых, плохо выбритых официантов. Ланч в «Метрополе» являлся нетипичным видом досуга для ленинградцев того времени.

Мы заказали на первое бульон с пирожком, на второе – бефстроганов с жареной картошкой, а на десерт – мороженое. Для двух девятилетних советских мальчиков это было запредельной роскошью. Но мы оба, конечно, предпочли бы пафосному обеду игры в солдатиков или лазание по крышам.

Этот поход в «Метрополь» стал моим первым и единственным посещением ресторана в детстве в Ленинграде. Наша семья, как и большинство советских семей, питалась преимущественно дома. В СССР не существовало ни фастфуда, ни ресторанных сетей. Некуда было забежать за дозой быстрых и дешёвых калорий, потому что советские калории не были ни быстрыми, ни дешёвыми. И шанс остаться голодным всегда был больше, чем опасность переесть.

На тот случай, когда всё-таки необходимо было поесть вне дома, существовали заведения трёх принципиально разных типов.

Во-первых, были столовые. Как и у всех советских магазинов, школ, поликлиник и тюрем, у них не было названий – только номера. В теории советские столовые не сильно отличались от своих западных аналогов: там были такие же стойки, подносы, кассы и так далее. Эту модель общепита Хрущёв заприметил в Америке во время своего исторического двухнедельного визита в 1959 году, и она ему очень понравилась, так что он распорядился распространить её по всему Союзу. Однако на практике отечественные столовые сильно отличались от своих западных аналогов. Выбор был небольшим, а качество – никаким, потому что работники столовых обычно откладывали лучшие продукты себе. Из чего в действительности были изготовлены многие блюда, можно было только догадываться. К этой же категории общепита относились и другие недорогие забегаловки со специализацией: пельменные, закусочные, бутербродные, пирожковые и прочие.

Во-вторых, существовали кафе. В них в основном продавали пирожные, мороженое, соки и кофе, так что для нас, детей, это был самый любимый тип общепита. У некоторых кафе были названия, например, как у вышеупомянутого «Колобка». Ассортимент продукции в кафе не отличался ни разнообразием, ни высокими вкусовыми свойствами, поскольку здесь работники также руководствовались принципом «н'a тебе, боже, что нам негоже».

Однажды, когда мне было лет десять, я сидел в «Колобке» и пил свой традиционный кофе с мороженым. Напротив меня за столиком расположилась молодая женщина и ела котлету с макаронами. Разломив котлету вилкой, она с лёгким удивлением воскликнула: «Ой, таракан!» Нимало не смутившись, дама осторожно вынула тельце несчастного насекомого, аккуратно отложила его на край тарелки, как поступают обычно с косточками от маслин, и спокойно продолжила свой обед. Советский потребитель не был избалован.

И наконец, рестораны – гламурные заведения, немногочисленные и всегда с названиями. Рестораны являлись квинтэссенцией роскоши и излишества и, по сравнению с кафе или столовыми, стоили космических денег. Чтобы регулярно ходить по ресторанам, нужно было быть кем-то незаурядным: гастролирующим артистом, партийным бонзой, преступным авторитетом, подпольным цеховиком, ну или же одним из двух девятилетних мальчиков, чьи бабушки решили с шиком отметить вступление внуков в ряды юных ленинцев.

* * *

Многих продуктов питания, которые сегодня в России воспринимаются как нечто само собой разумеющееся, в советской вселенной не существовало в принципе.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Петр Первый
Петр Первый

В книге профессора Н. И. Павленко изложена биография выдающегося государственного деятеля, подлинно великого человека, как называл его Ф. Энгельс, – Петра I. Его жизнь, насыщенная драматизмом и огромным напряжением нравственных и физических сил, была связана с преобразованиями первой четверти XVIII века. Они обеспечили ускоренное развитие страны. Все, что прочтет здесь читатель, отражено в источниках, сохранившихся от тех бурных десятилетий: в письмах Петра, записках и воспоминаниях современников, царских указах, донесениях иностранных дипломатов, публицистических сочинениях и следственных делах. Герои сочинения изъясняются не вымышленными, а подлинными словами, запечатленными источниками. Лишь в некоторых случаях текст источников несколько адаптирован.

Алексей Николаевич Толстой , Анри Труайя , Николай Иванович Павленко , Светлана Бестужева , Светлана Игоревна Бестужева-Лада

Биографии и Мемуары / История / Проза / Историческая проза / Классическая проза