Эйб, напротив, стал ее забывать. Он закрывал глаза и пытался вызвать в памяти лицо дочери — пока ему это удавалось, но с каждым днем оно становилось все более расплывчатым. Он часами сидел в ее комнате, вдыхал клубнично-манговый аромат шампуня, который все еще хранила ее подушка. Перебирал на полках книги, пытаясь увидеть их ее глазами. Он даже достал ее краски, встал перед зеркальцем, разделся до пояса и нарисовал у себя на груди ее сердце.
Сара всегда слушала мать и делала наоборот, но на этот раз решила последовать ее совету и пошла в церковь. Ей вспомнились гимны, звучавшие на похоронах дочери, и она содрогнулась. Но на этот раз у алтаря не было гроба, и это придало ей мужества. Она постучала, пастор пригласил ее войти и налил чаю.
— Мать за вас беспокоится, — начал он.
Сара хотела было ответить какой-нибудь гадкой колкостью, но сдержалась. Конечно, мать за нее беспокоится — она же мать. Она и сама сюда пришла именно поэтому.
— Скажите мне… — попросила Сара, — почему именно она?
— Что вы имеете в виду?..
— Я понимаю, что есть Бог, есть Царствие Божие. Но ведь в мире миллионы семилетних девочек. Почему он забрал
Пастор ответил не сразу.
— Вашу дочь, Сара, забрал не Бог, а болезнь.
Сара фыркнула:
— Ага, конечно! Очень удобно.
Она чувствовала, что вот-вот сорвется, и уже раскаялась, что вообще сюда пришла.
Пастор взял ее за руку. Его ладонь была сухая, как бумага, успокаивающая.
— Нет ничего прекраснее рая, — тихо проговорил он. — Ваша дочь попала туда. И сейчас она смотрит на нас.
Сара почувствовала комок в горле.
— Когда моя дочь садится в фуникулер, у нее сердце начинает колотиться. В лифтах ее охватывает паника. Ей не нравятся даже двухъярусные кровати. Она боится высоты.
— Теперь уже нет.
— С чего вы взяли? — не сдержалась Сара. — Почему вы так уверены, что после смерти что-то есть? Откуда вы знаете, что это не просто… конец?
— Я и не знаю, — ответил пастор, — но я надеюсь. И искренне верю, что ваша дочь попала в рай. Даже если ей там иногда становится страшно, Иисус успокоит ее.
Сара отвернулась: по щеке сбегала слеза.
— Она не знает Иисуса. Она знает меня.
Эйб обнаружил, что закон всемирного тяготения на него не действует. Он приходил на кухню и, пока наливал воды в стакан, поднимался вверх, так что едва стоял на цыпочках. И на улице, если шел чуть быстрее, он взлетал в воздух на каждом шаге. Он стал таскать камни в карманах брюк, ставших слишком длинными.
Однажды в субботу он сидел на постели дочери и вспоминал такой разговор.
— А можно я буду с вами жить, даже когда выйду замуж? — спросила она.
Он усмехнулся и сказал:
— Конечно. — А потом спросил: — Но где же будет спать твой муж?
Дочка, оказывается, заранее все продумала.
— А мы поставим ему раскладушку, как тогда, когда моя подружка остается на ночь.
Позвонили в дверь. Эйб спустился, открыл и увидел девочку, которую его дочь называла своей лучшей подругой — кстати, это она спала на раскладушке. У девочки покраснели глаза. С ней была ее мать.
— Здравствуй, Эйб, — сказала женщина. — Прости за беспокойство.
— Ничего! — ответил он чересчур радостно. — Ничего-ничего! Пожалуйста!
— Просто Эмили трудно привыкнуть ну… сам понимаешь. Она нарисовала картинку и хотела принести ее вам. Может, вы ее повесите где-нибудь.
Девочка протянула Эйбу листок. На нем цветными карандашами были нарисованы две девочки: одна темноволосая, как его дочь, другая светленькая, как Эмили. Девочки держались за руки, у них над головами было жаркое солнце, а снизу — зеленая трава.
Эйб заметил, что он почти одного роста с Эмили: ему почти не пришлось наклоняться, чтобы посмотреть ей в глаза.
— Спасибо, солнышко. Очень красиво, — сказал он. — Я его повешу у нее над кроватью.
Он хотел было погладить ее по голове, но в последнюю секунду сообразил, что от этого будет только больнее — и отдернул руку.
— Ты в порядке? — прошептала мать Эмили. — Вид у тебя… — Она замолчала, подыскивая слово, но так и не нашла и только покачала головой. — Ох, ну конечно, ты не в порядке. Что я говорю! Прости, Эйб. Прости.
Она бросила на него быстрый взгляд, взяла Эмили за руку и пошла прочь.
Эйб так сжал в руке рисунок, что бумага смялась. Он глядел, как Эмили пинает опавшие листья, и они взлетают маленькими вихрями. Мать смотрела прямо перед собой, не замечая этого маленького чуда.
Сара и Эйб почти не разговаривали. Но однажды Эйб вошел в комнату дочери и увидел, что Сара снимает с полок книги и убирает в коробки.
— Что ты делаешь? — потрясенно спросил он.
— Я не могу смириться, — сказала Сара, — когда все это здесь, так близко.
— Нет, — сказал Эйб.
Сара на секунду задумалась.
— Что значит «нет»?
Эйб вытащил из коробки стопку книжек с картинками и запихнул их обратно на полку.
—
Сара вспыхнула.
— Распрощаться? — прошипела она. — Думаешь, в этом дело? Боже мой, Эйб, я просто пытаюсь научиться существовать, как все нормальные люди.
— Но ты не нормальный человек. Мы оба не нормальные люди, — сказал он со слезами на глазах. — Ведь она умерла, Сара.