Все новые сказки

— Приходит почти каждый вечер. Сидит в уголочке, щелкает костяшками счетов, записывает цифры в книгу, — сказал Набоб.

— У Киллхеффера шарики за ролики заехали, — вставила Аделина.

— Странный субъект, — подтвердил Набоб. — Однажды, когда в ресторане было затишье, — а когда вас нет, мои драгоценные, тут почти всегда затишье, — он угостил меня рюмкой и растолковал, что все на свете состоит из чисел. Сказал: когда падают звезды, это значит, что все делится само на себя. А потом выдул кольцо дыма — он, как всегда, курил сигару. И говорит: «Вот так оно делится», — и показывает на дырку в колечке.

— Ты понял, что он хотел сказать? — спросила Аделина.

Набоб со смехом помотал головой:

— Джим-Джим — и тот умнее говорит.

— Если сегодня я увижу здесь его глупую ухмылку, все — начищу рожу, как пить дать, — сказал Декс.

Аделина улыбнулась, затянувшись сигаретой:

— Так забавляются мальчики. Я-то думала, ты пришел потанцевать и выпить.

— И не ошиблась, детка, не ошиблась, — сказал Декс. Допил коктейль, ухватил зубами черенок вишни. Отнял от губ бокал, демонстрируя, что вишня свешивается изо рта. Аделина перегнулась через стол, обняла Декса одной рукой за плечи, впилась губами в вишню. Медленно размяла языком, пока соприкосновение губ не превратилось в долгий поцелуй.

— Вы просто артистка, мисс Аделина, — сказал Набоб.

Декс заказал всем еще по порции «Сладкого джина». Они немного поговорили о старых добрых временах; туманные воспоминания о солнце в зените и голубых небесах.

— Перерыв окончен, — сказал Набоб, торопливо допивая коктейль. — Ведите себя хорошо.

— Сыграй «Имя и телефон»! — крикнула Аделина ему вслед. Набоб разбежался, подпрыгнул, сделал кульбит и приземлился на колени перед микрофонной стойкой. Неторопливо поднялся, как поднимается по оконной решетке лиана.

Декс с Аделиной зааплодировали. Остальные посетители, увидев, что артист вернулся, устроили овацию. Набоб — худой, грациозный — немножко потанцевал сам с собой и схватил микрофон. «Недотепы» заняли свои места, вскинули инструменты.

— Мондриан, голубчик. Прикрути вентиль — свет слишком яркий, — попросил Набоб, и его голос раскатился эхом в саду и донесся до пустыни.

Через секунду огоньки свечей в центре каждого столика потускнели примерно вдвое.

— О-о-о… — выдохнул Набоб. Толпа зааплодировала.

— Еще чуточку! — крикнул Набоб метрдотелю.

Мондриан повиновался. Над тусклой янтарной мглой «Сада» разнеслись свист и шиканье. Баритон-саксофон взял первую ноту — низкую, очень низкую, она катилась по полу, точно перекати-поле, занесенное ветром из пустыни. Вступили струнные, потом флейта-пикколо вывела замысловатую трель, хромированный тромбон Набоба издал три ноты — словно спустился по трем ступеням. Набоб отвел от губ мундштук, защелкал пальцами в ритме музыки и запел:

Листаю книгу, ищу твое имя и телефон,
Листаю книгу, ищу твое имя и телефон,
И сердце мое пылает со всех сторон.

Боль и надежда — мучительные тиски,

Боль и надежда — мучительные тиски.
Когда твои ноги надавят мне на виски…

Когда Набоб приступил ко второму куплету, Декс встал и протянул руку Аделине. Повел ее сквозь сумрак к людскому морю на танцполе. Декс и Аделина вцепились друг в дружку, словно утопающие, их ноги сплелись, губы слились. Так они медленно кружились впотьмах, дрейфуя под музыку по непреодолимому течению, возникавшему в толчее.

Но вот песня закончилась.

— Пойду напудрю нос, — сказала Аделина.

Свет снова разгорелся. Они отправились к огромному зданию, где размещались игорные залы и салоны разнообразных услад «Ледяного сада». Трехэтажное, в стиле венецианского палаццо, здание-монстр, построенное из мрака. В глазах монстра отражался лунный свет. У входа, под портиком, Декс дал Аделине двадцать долларов и сказал:

— Встретимся за нашим столиком.

— Знаю, — тихонько вымолвила она и поцеловала его в щеку.

— Как ты, нормально?

— Все по-старому, — вздохнула она.

Ему следовало бы рассмеяться, но он лишь тихо улыбнулся. Они разошлись. Огибая танцпол, Декс перехватил взгляд Набоба, а тот, не прекращая петь, скосил глаза, указал подбородком на столик. Киллхеффер, легок на помине. Одет в смокинг, улыбается своей «тысячезубой», как сам ее называет, улыбкой, курит сигару «Wrath Majestic»[60] и пялится в небо.

Добравшись до своего столика, Декс сел напротив Киллхеффера. Тот, все еще глядя вверх, сказал:

— «Сладкий джин». Я взял на себя смелость.

И верно, три полных бокала. Декс взял один.

— Сегодня звезды изнывают от любопытства, — сказал Киллхеффер, отвлекшись от небес.

— А я вот не изнываю, прости, — сказал Декс. — Ну, профессор, что заготовлено на сей раз? Русская рулетка? Снимите колоду трижды и возьмите последнюю карту? Метатель ножей с завязанными глазами?

— Ты смакуешь воспоминания о моих просчетах, — сказал Киллхеффер. — Но капля камень точит. Только повторяя попытки, можно взять верх над временем.