Все новые сказки

– Приходит почти каждый вечер. Сидит в уголочке, щелкает костяшками счетов, записывает цифры в книгу, – сказал Набоб.

– У Киллхеффера шарики за ролики заехали, – вставила Аделина.

– Странный субъект, – подтвердил Набоб. – Однажды, когда в ресторане было затишье, – а когда вас нет, мои драгоценные, тут почти всегда затишье, – он угостил меня рюмкой и растолковал, что все на свете состоит из чисел. Сказал: когда падают звезды, это значит, что все делится само на себя. А потом выдул кольцо дыма – он, как всегда, курил сигару. И говорит: «Вот так оно делится», – и показывает на дырку в колечке.

– Ты понял, что он хотел сказать? – спросила Аделина.

Набоб со смехом помотал головой:

– Джим-Джим – и тот умнее говорит.

– Если сегодня я увижу здесь его глупую ухмылку, все – начищу рожу, как пить дать, – сказал Декс.

Аделина улыбнулась, затянувшись сигаретой:

– Так забавляются мальчики. Я-то думала, ты пришел потанцевать и выпить.

– И не ошиблась, детка, не ошиблась, – сказал Декс. Допил коктейль, ухватил зубами черенок вишни. Отнял от губ бокал, демонстрируя, что вишня свешивается изо рта. Аделина перегнулась через стол, обняла Декса одной рукой за плечи, впилась губами в вишню. Медленно размяла языком, пока соприкосновение губ не превратилось в долгий поцелуй.

– Вы просто артистка, мисс Аделина, – сказал Набоб.

Декс заказал всем еще по порции «Сладкого джина». Они немного поговорили о старых добрых временах; туманные воспоминания о солнце в зените и голубых небесах.

– Перерыв окончен, – сказал Набоб, торопливо допивая коктейль. – Ведите себя хорошо.

– Сыграй «Имя и телефон»! – крикнула Аделина ему вслед. Набоб разбежался, подпрыгнул, сделал кульбит и приземлился на колени перед микрофонной стойкой. Неторопливо поднялся, как поднимается по оконной решетке лиана.

Декс с Аделиной зааплодировали. Остальные посетители, увидев, что артист вернулся, устроили овацию. Набоб – худой, грациозный – немножко потанцевал сам с собой и схватил микрофон. «Недотепы» заняли свои места, вскинули инструменты.

– Мондриан, голубчик. Прикрути вентиль – свет слишком яркий, – попросил Набоб, и его голос раскатился эхом в саду и донесся до пустыни.

Через секунду огоньки свечей в центре каждого столика потускнели примерно вдвое.

– О-о-о… – выдохнул Набоб. Толпа зааплодировала.

– Еще чуточку! – крикнул Набоб метрдотелю.

Мондриан повиновался. Над тусклой янтарной мглой «Сада» разнеслись свист и шиканье. Баритон-саксофон взял первую ноту – низкую, очень низкую, она катилась по полу, точно перекати-поле, занесенное ветром из пустыни. Вступили струнные, потом флейта-пикколо вывела замысловатую трель, хромированный тромбон Набоба издал три ноты – словно спустился по трем ступеням. Набоб отвел от губ мундштук, защелкал пальцами в ритме музыки и запел:

Листаю книгу, ищу твое имя и телефон,
Листаю книгу, ищу твое имя и телефон,
И сердце мое пылает со всех сторон.

Боль и надежда – мучительные тиски,

Боль и надежда – мучительные тиски.
Когда твои ноги надавят мне на виски…

Когда Набоб приступил ко второму куплету, Декс встал и протянул руку Аделине. Повел ее сквозь сумрак к людскому морю на танцполе. Декс и Аделина вцепились друг в дружку, словно утопающие, их ноги сплелись, губы слились. Так они медленно кружились впотьмах, дрейфуя под музыку по непреодолимому течению, возникавшему в толчее.

Но вот песня закончилась.

– Пойду напудрю нос, – сказала Аделина.

Свет снова разгорелся. Они отправились к огромному зданию, где размещались игорные залы и салоны разнообразных услад «Ледяного сада». Трехэтажное, в стиле венецианского палаццо, здание-монстр, построенное из мрака. В глазах монстра отражался лунный свет. У входа, под портиком, Декс дал Аделине двадцать долларов и сказал:

– Встретимся за нашим столиком.

– Знаю, – тихонько вымолвила она и поцеловала его в щеку.

– Как ты, нормально?

– Все по-старому, – вздохнула она.

Ему следовало бы рассмеяться, но он лишь тихо улыбнулся. Они разошлись. Огибая танцпол, Декс перехватил взгляд Набоба, а тот, не прекращая петь, скосил глаза, указал подбородком на столик. Киллхеффер, легок на помине. Одет в смокинг, улыбается своей «тысячезубой», как сам ее называет, улыбкой, курит сигару «Wrath Majestic»[57] и пялится в небо.

Добравшись до своего столика, Декс сел напротив Киллхеффера. Тот, все еще глядя вверх, сказал:

– «Сладкий джин». Я взял на себя смелость.

И верно, три полных бокала. Декс взял один.

– Сегодня звезды изнывают от любопытства, – сказал Киллхеффер, отвлекшись от небес.

– А я вот не изнываю, прости, – сказал Декс. – Ну, профессор, что заготовлено на сей раз? Русская рулетка? Снимите колоду трижды и возьмите последнюю карту? Метатель ножей с завязанными глазами?

– Ты смакуешь воспоминания о моих просчетах, – сказал Киллхеффер. – Но капля камень точит. Только повторяя попытки, можно взять верх над временем.