Бейли
— Не останавливайся, — прошу я, хотя знаю, что он этого и не сделает. На самом деле, чаще всего мне приходится умолять его остановиться, так как мне кажется, что мое тело больше не выдержит. Я зарываюсь пальцами в его волосы, пока он облизывает, а потом посасывает мой клитор. Оргазм подступает, когда он входит в меня пальцем и дотрагивается до сладкого местечка. Я теряю самообладание и закрываю рот рукой, чтобы не закричать. Шон неумолим, так как старается выжать из меня каждую каплю удовольствия. Я лежу, будто без костей, а он поднимается вверх по моему телу.
— Доброе утро, красавица, — говорит Шон мне в губы, прежде чем поцеловать меня.
Я пробую себя на нем, и мне хочется большего. Обхватываю его ногами за талию, и он скользит в меня.
— Люблю просыпаться вот так, — говорю ему, когда он начинает толкаться во мне. Вот так я просыпаюсь каждое утро с тех пор, как мы были вместе первый раз. Он действительно идеальный будильник. С этим мужчиной нет никакого желания дремать утром.
— Люблю будить тебя вот так, — стонет он.
Мы еще не говорили о том, чтобы съехаться, но в данный момент это вполне реально. Мы никогда не спим порознь, и не думаю, что Шон когда-нибудь это позволит. Он встает на колени, подтягивает меня к себе так, что моя задница оказывается у него на коленях. Сжимает мои бедра, толкаясь все сильнее и сильнее. Желание на его лице заставляет меня испытать второй оргазм.
— Ну же, детка. Этот оргазм мой, и я хочу его, — командует он, и я делаю, как он говорит, снова распадаясь, когда чувствую его освобождение глубоко внутри меня.
Шон падает на меня сверху, и я чувствую его повсюду. Его член дергается внутри меня, и он стонет мне в рот, когда я чувствую, как еще больше его спермы выплескивается внутри меня.
Он перекатывает нас так, что я оказываюсь на нем, и целую его грудь, прижимаясь к нему. Я бросаю взгляд на часы на прикроватной тумбочке и вижу, что уже больше десяти.
Не удивительно, что мы спали так долго. Вчера допоздна задержались на карнавале и вернулись домой только после полуночи. Нам было так весело, и я до сих пор не знаю, как все эти мягкие игрушки поместились в машину. Шон и Хейзел выиграли там все, а когда мы вернулись домой, она свалила их все в свою кровать и отключилась.
Я лениво провожу пальцем по его татуировкам.
— Я хотел поговорить с тобой кое о чем, — говорит он, и я отодвигаюсь, чтобы посмотреть на него.
— Разве
Он запускает руки мне в волосы.
— Я хочу только самого хорошего для тебя.
— Я знаю. — Я поворачиваю голову и целую его грудь. — Покончим с этим.
— Хейзел просила собаку.
— О, я знаю, — смеюсь я, готовая к тому, что сейчас произойдет. Шон как глина в руках Хейзел. Она надувает губки, и он сдается. Это было бы раздражающе, если бы не было так чертовски мило.
— Ну, некоторое время назад я занимался волонтерской работой и узнал о терапевтических собаках. Они хорошо обучены, и я думаю, что если мы возьмем ей собаку, то это должна быть одна из них.
— И дай угадаю, ты уже положил глаз на какую-то? — Я приподнимаю бровь, глядя на него. Он улыбается. — Если ты считаешь, что это хорошая идея, то я тебе доверяю.
Снова ложусь на него, и он еще глубже зарывается руками в мои волосы. Вместе с Шоном легко плыть по течению. Он всегда заботится о наших интересах, и я знаю, что он исследовал это. Один из докторов Хейзел как-то даже рекомендовал нам такую собаку, но мы никогда не могли позволить себе этого.
— Бейли? — Я замираю, когда слышу голос матери. Шон мгновенно вскакивает на ноги.
— Это моя мама, — шепчу ему я. — Господи, что она здесь делает? — Конечно, когда жизнь идет хорошо, она появляется, чтобы разрушить ее. Я сажусь и начинаю собираться. — Одевайся, — шепчу я, не желая, чтобы мама видела Шона голым. Если моя мать что-то и любит, так это мужчин. Вторая вещь — деньги. Дверь моей спальни начинает открываться, но Шон опускает на нее руку и удерживает закрытой.
— Она сейчас выйдет, — говорит Шон.
— Отлично, — огрызается мама.
Удивлена, что она не спросила, почему в моей спальне находится мужчина. Но я подумаю об этом позже. Спешу натянуть одежду, и Шон делает то же самое. Слава Богу, Хейзел еще спит. Не хочу, чтобы этот разговор проходил у нее на глазах. Матери все равно, но мне нет.
— Уверена, что хочешь с ней разговаривать? — спрашивает Шон, натягивая через голову рубашку.
— У нас нет выбора. Она мать Хейзел. Формально она все еще ее опекун. Это все еще ее дом, и она, вероятно, может выгнать меня, если захочет. — Эта мысль пугает, но не думаю, что она это сделает. Мама не хочет брать на себя ответственность за Хейзел.
Черты лица Шона меняются, и я вижу, что он злится.
— Давай посмотрим, что она скажет.