Все, о чем вы мечтали

  Подумал, как в нашу затерянную псковскую деревню, вроде - и от трассы недалеко, припрутся такие заезжие цыгане, даги, чечены, пугать последних оставшихся старух, беспомощных от ветхости стариков, дрожащих за детвору молодух. Скрипящих зубами мужиков, которые, хоть и в силе, а что они могут? Только погибнуть под ножом, оставив семью без кормильца. Так же поставят всех на колени, захотят - скупят землю, захотят - отберут, осядут всем табором, захватят, поставят свои порядки. База для разбойных наездов на соседние районы. Кто им указ? От начальства далеко, да и плевать начальству на затерянную деревнуху, только если себе под поместье ее не присмотрели. Вот и будут доживать последние коренные старожилы посреди бескрайних просторов родной земли, боясь поднять потупленный взгляд на новых хозяев. Полурабы или рабы? Чтобы понять, надо вникнуть, но - кому это надо.

  Гансу при встрече пытался объяснить, как сам это понимаю. Тогда Фарид сказал, что скины уже три раза его взять пытались: в начале - вроде не серьезно, побегать заставили, а в последний - еле от них дворами ушел. Больше с рынка ни ногой.

  Да, как вспомню... Гулька ревет, да...

  Через день подстерег я их главного, поговорить. За главного Ганса посчитал - большой, бритый, страшный. Ребята серьезные, несколько уже белыми шнурками щеголяли. Слышал про них всякое... А я то - сопля соплей, чего со мной говорить? Да пошел ты... Дали раза, я ответил. Еще дали, по-взрослому. Все равно на разговор нарываюсь. Месить не стали, упрямые многим нравятся. Ганс мне пять минут отвел: на часы демонстративно смотрит, меня - опять же - не слушает, секунды считает.

  - Я вам, как русский русским, говорю - глупость это. Их здесь уже несколько миллионов, а будет еще больше. Ну - штук двадцать положите, пока вас не возьмут, ну сорок, ну сотню. И кого? Самых беспомощных, беззащитных, безобидных, кому и в голову не придет от вас прятаться. Не смогут, не умеют, не убегут. Зачем вам ваши мускулы? С теми, кого заловили - и я справлюсь, а вы? Тоже слепы, как менты, не видите черных, что на дорогих тачках золотом поблескивают? По рынкам, по подворотням шаритесь? Главное - не желаете думать, кто виноват в этом потоке. Сотню убей - меньше их не станет. Три сотни только за ночь - из Ташкента, с одного поезда, на одном вокзале. Те доходяги, которых мочите - жизнью побитые сюда приползли. Пригнало их наше правительство, чтобы нажиться на людском горе, надыбать денежку, еще себе что-то нужное и вкусное купить. Слышишь, Ганс, это я, сопля, тебе говорю! Не трогай Фарида, сначала за мной приходи. А невмоготу - то давай сейчас! Давай, защитник белой расы, может, за меня тебе медаль дадут. Правительственную.

  Ну - и прочую х...ню нес. Страшно, все-таки. Потом, через недельку, спокойно поговорили. Вроде, ребята переключились на тех, кто женщин, детишек по подворотням, по паркам насилует. Здесь же одни проститутки, с них не убудет, старшие внушили. Оттуда же вся нечисть, не только богатая, к нам сливается. Годы пройдут, пока по телевизору покажут, как заловили и депортируют. А то и не покажут, не заловят. Менты же не вникают, чем там урюк у себя отметился. Еще гепатит, вникая, подхватишь - какой только заразы желтоглазой не везут. С букетами приезжают. Оптом домой, если у нас ни в чем не засветился. Свои не донесут, гуляй, отрывайся на белых суках. Красота.

  Я еще мал, глуп, куда мне. Одно скажу - не Фарид виноват, что с сестрой у нас на рынке мыкается. В парке стало поспокойней. Давно не слышал, чтобы какую-то там... А где, добиваясь этого, ребята Ганса свои шнурки перекрашивали, так и не понял. Точно, что не в парке. Куда-то вывозят отловленную гниль. Проблем-то нет - затолкнул в фургон (да кого угодно) и в лес. Ни свидетелей - никогда!, ни дела, раз нет трупа. Иногда и неплохо.

  Но богатеньких - нет! Сложности, табу? Все-таки, инстинкт самосохранения работает. Тихо живут: и нашим, и вашим.

  Когда возвращались в корчму, Кугель не дал мне зайти, отозвал в сторонку.

  - Алекс, ты купил фальконеты. Очень старые, им больше ста лет.

  - И что?

  - Я видел такие на кораблях. Даже стрелять приходилось, учился у канонира.

  - Сможешь привести их в порядок?

  - Надо попробовать.

  - До вечера кузня в твоем распоряжении. Можешь взять Хуана, но - не надолго, не простуди, а то заболеет в дороге. Часа через два замени на Гонсало. Гильермо не трогай, может потребоваться, мало ли что. Будет у меня под рукой.

  Уже в темноте, покидая деревушку, оставил корчмарю на столе шесть песо в оплату пушек и одну серебруху за беспокойство. Рассек кинжалом веревку, притягивающую руки к горлу, дальше сам распутается. Только еще больше разжег ненависть. Он что, всерьез рассчитывал как-то нас грохнуть? Теперь, видя, как вожделенная добыча, позвякивая так и не опустевшим кошельком, уходит из-под удара, явно угрожал нам инсультом. Судя по красной роже с выпученными глазами и приоткрытым ртом (выдрал таки кляп) - именно так.

  Фу, вот откуда мерзко воняло. Пасть закрой, рыло!