Да он надо мной издевается, пес! Вон, Гильермо и Хуан слаженно дернулись, остановленные Гонсало и Пепе. Голова - есть? Испанцы вообще плохо переносят холод и сырость. И так настроение ни к черту, все не выспались, устали, продрогли. Не в этой же дыре ночевать? Тьфу, дневать! Вши загрызут, потом не избавишься. Сиди на лавке столбом, на стол опереться противно.
Не пугать же проглота шпагой? Спокойнее. Со злости, швырнув на стол медяки, перешел на английский.
- Держи! Живо за Бонасье!
Корчмарь неторопливо сгреб со стола монеты, опять ухмыльнулся. Не любят здесь иностранцев, ох, не любят.
- Сейчас, добрый господин. Бонасье перед вами. Могу поправить подкову кобыле доброго господина. На правой передней доброго господина. За пять су, другого кузнеца здесь нет. Добрый господин.
Проклятый вонючий дикарь, разбойная морда! Он еще и отвечает по-английски. Никак не могу привыкнуть, что здесь, даже в деревнях, такое можно ожидать от любой образины. Ладно еще - на дорогах, но мы же совсем в глубинку забрались, где годами никто не появляется. Откуда же эта, почти не скрываемая, пещерная ненависть к чужакам? Да еще помноженная на природную жадность содержателя корчмы! Ничего нельзя брать в рот, даже воду. Отравит нахрен!
- Могу купить металл. Покажи.
- Кеске сэ - миталь?
Сука, убью! Сразу забыл английский! Металла он не знает, кузнец, мать твою! Просто достает, издевается.
Спокойнее. До вечера все равно здесь сидеть. Греться.
- Железо. Пойдем, покажешь, что есть. Гильермо, Кугель - за мной.
Глазами показал Гильермо на Бонасье - присмотри. Гильермо с удовольствием, втирая в пол взглядом, вытер ноги об корчмаря. Провоцируя на неповиновение - скажи что-нибудь, порадуй.
- Маленькая кузня, в ней ничего нет, добрый господин.
Семенивший рядом кузнец-корчмарь сдулся в объеме, вспомнил английский, но от этого отнюдь не стал менее вонючим и грязным. Начав в корчме, всю дорогу ныл, шаря по пути взглядом в поисках возможности удрать.
- Удерешь - сожгу дом. Ничего нет - куплю наковальню, инструменты. Пока - куплю, ты понял, скотина? Шевелись.
Не знаю, как должна выглядеть деревенская кузня, здесь - это просто сарай. Бонасье оттолкнул ногой прижимающее дверь полено и, кряхтя, распахнул, пропахав дверью борозду в грязи. Пахнуло гарью. Сырость, темнота. Ничерта не видно, хоть разваливай хлипкую стену, чтобы взглянуть на содержимое.
- Ну?!
- Сейчас, сейчас, добрый господин.
Нырнул, завозился, через минуту вспыхнул огонек, им Бонасье запалил чадящий факел. Давай, посмотрим.
Небольшую наковальню и здоровенные клещи присмотрел сразу. Всякая мелочевка.... Что еще? В углу свалена куча мокрого, ржавого железа. Неправильно сказал, не железа - гнили, ржавчины. В грязи, прямо под тонкой струйкой стекающей с крыши воды. Крыша прогнила, стены прогнили, плесень. Что за уеб...ще! Здесь огонь не разводили сто лет. Брошено и забыто. Осторожно, будто жеманясь, (но и на самом деле противно, словно в куче говна роюсь), двумя пальцами потянул за осклизлый конец заросшую ржавчиной палку, брошенную сверху. То ли сабля какая-то, толи ось от чего-то? Не поймешь.
- Откуда?
- Наши в поле собирают, в пахоту из земли выворачивают, добрый господин. Хорошее железо, старое! Задорого отдают...
- Сколько?
- Для вас - два франка. Один! Добрый господин.
- Плачу. Что еще есть?
На самом деле - собрался забрать наковальню и клещи за песо, предложенное дерьмо на хрен не надо, перебор. Но - пусть за меня жадность поработает. Глазки-то как загорелись - целый франк, как с куста! И от говна избавится.
- Пойдемте во двор, добрый господин. Я покажу.
У стены сарая, под гнилыми жердями, прямо на земле лежал небольшой орудийный ствол. По-видимому - медь или латунь, вся в белых разводах, наростах, но без следа ржавчины. Да и откуда ей быть?
- Сколько?
- Это медь, добрый господин. Десять франков, тяжелая, двое поднимали.
- Беру.
Как глаза сверкнули! За десятку всю деревню можно скупить, королем станет. Спасибо, господи, послал лоха, сволочь иностранную! Увидев тяжелые песо, которые демонстративно достал из кошеля, аж судорожно сглотнул. Вот оно, счастье. Я знал! Я знал!
Убил бы богатеньких, но не выйдет, кишка тонка. Ничего, обойдешься.
- Двадцать за две, если вторую найдешь сейчас. Плачу, к вечеру уеду.
- Вторая побольше будет, добрый господин. Двадцать пять за две. Двадцать четыре!
- Беру, показывай.
Вторая и впрямь побольше. Но, кажется, подойдет... впритык.
- Кугель, позови всех. Пусть карету подгонят, грузиться будем. Пепе не трогай, оставь греться.
Была у меня мысль грохнуть хозяина, замести следы. Да что там, была - раза три появлялась, пока до вечера сидели в корчме, ожидая прихода темноты. Не одного меня она посещала, ловил вопросительные взгляды - может, помочь, если есть сложности по молодости и немецкому милосердию? Только мигни и отвернись. Не стал, даже когда из под связанного потекла струйка, разливаясь в вонючую лужу. Отвернулся. Долго объяснять. Деревня зашуганная, никто за день так и не зашел, как вымерли.