Все о моем дедушке

Я послушался и, пообещав клятвенно, что больше не напортачу, потащился домой, толкая «Монтессу», спасенный, но в то же время униженный. Я подвел деда. Я подвел его и заставил выгораживать меня перед какими-то уродами из муниципальной полиции. Но дома дед вел себя как ни в чём не бывало.

— Шельмец, ты бы не наглел. Хочешь ездить на мотоцикле — значит, найдем тебе автошколу. Уяснил?

Мы спокойно пообедали, и чувство унижения меня отпустило. Потом мы поехали вдвоем на служебной машине: сначала меня завезли в школу, здание на улице Мальорки в Левом Эшампле, которому кое-как постарались придать не особенно роскошный вид, а потом дед поехал в фонд. Я сказал ему, что домой вернусь сам.

— Даже не думай. Я пришлю за тобой Анхеля. Хочу быть уверен, что ты направишься сразу домой делать уроки. Я дал слово твоему отцу, помнишь? А мое слово священно. И не делай такую рожу, жизнь, черт побери, прекрасна и удивительна!

Это были последние слова, которые произнес дедушка в нашей прежней жизни. Новая наша жизнь, вконец запутанная и непредсказуемая, незаметно началась, пока я входил в школу отсиживать последние два урока, а дедушка ехал через город навстречу хаосу.

Едва дедушка вошел в свой кабинет, к нему явилась полиция. Вот почему Анхель за мной не приехал, а о том, чтобы предупредить меня, никто не вспомнил. Но я еще ничего не знал. Я в замешательстве позвонил дедушке, но оба раза попал на автоответчик. Анхель тоже не брал трубку.

Деньги у меня были, так что я мог поехать на такси. Или погулять с Лео, Кларой, Начо и кем-нибудь еще, кто соберется, в парке в центре квартала; мы его звали кошачьим парком, потому что там обитала куча бродячих кошек. Начо все два урока болтал с Кларой и вызвал ее на состязание в парке — придумал какой-то триатлон.

— Надо, чтобы ты был, — сказал он мне. — Если не придешь, Клара откажется.

Но я уже и без того натворил за сегодня дел.

— Слушай, сегодня никак, я с дедом договорился.

— Прошу тебя, Сальва…

— Да не могу… — И я добавил громче, чтобы и Клара слышала: — Клара, я не смогу присутствовать при том, как ты уделаешь Начо. Но в пятницу отметим твою победу.

Клара пожала плечами, как будто говорила: «Дело твое, но ты многое теряешь».

И они ушли, обсуждая, как я не вовремя устроил эту глупость с мотиком. Мне совсем не хотелось делать доклад про Даниэля Каноседу, но я решил, что надо его закончить к приезду отца, чтобы показать: под дедушкиным присмотром у меня всё отлично.

Дома мне навстречу вышла Тереза, очень взволнованная.

— Дедушка тебе не звонил? — спросила она.

— Нет. Мы договорились, что Анхель меня заберет, но он так и не приехал. И никто трубку не берет.

Она на секунду застыла с раскрытым ртом.

— Уже…

Что-то в ней показалось мне странным. Я присмотрелся, не причесалась ли она часом. Но нет, дело было не в волосах. Тут я понял: у нее рабочий халат был криво застегнут.

— Наверное, забыл. Он звонил и сказал, что задержится. Что у него много работы. Я кекс испекла. Немного подгорел, но ты всё равно поешь.

— Отравить меня задумала? Ты разве не знаешь, что в подгоревшей еде сплошные канцерогены?

Тереза проигнорировала мою шутку, развернулась и ушла на кухню. Я поднялся к себе в комнату положить рюкзак, а когда спустился, услышал, как Тереза говорит по телефону:

— Откуда я знаю, как сделать, чтобы он не включал…

Увидев меня, она сразу повесила трубку.

— Что мне нельзя включать?

— Душ, не закрыв шторку.

На кухне (огромной, гигантской, как в журналах; ее, кстати, пару раз снимали для журналов про интерьеры) меня ждали стакан молока и кекс. Я хотел включить телевизор, но пульт куда-то запропастился.

— Я тоже искала и не нашла, — сказала Тереза. — Наверное, Маркос куда-то сунул.

Маркос и Исабель — филиппинская пара, дедушкина домашняя прислуга. Они занимаются садом, всякой работой по дому, чинят кое-что. Никогда не видел, чтобы они смотрели телевизор.

В гостиной у телевизора тоже не было пульта. Тут позвонили в дверь. Тереза, жутко нервная, кинулась к видеофону:

— Иду! Иду! Мальчик мой, не открывай! Не открывай!

Я слышал, как она сняла трубку видеофона, и тон ее ответа меня встревожил:

— Что? Я не знаю, можно ли вас впускать. Мне таких распоряжений не давали.

Я подошел поближе и похолодел. На экране видеофона были два человека в форме полиции женералитета. В ужасе я подумал, что они пришли арестовать меня за вождение без прав. Что тот мужик из муниципальной полиции всё-таки дал ход делу и теперь меня пришли искать.

— Подождите минуту. Мне нужно поговорить с сеньором Каноседой…

У Терезы дрожал палец, занесенный над кнопкой ворот. Я вконец запаниковал и уже стал представлять, каково мне придется в колонии для несовершеннолетних — правда ли там всё так плохо, как в кино показывают. Или хватит ли у дедушки связей, чтобы меня вытащить. Рядом Тереза пыталась дозвониться до дедушки и приговаривала:

— Матерь божья, матерь божья, не отвечает, он не отвечает…

Полицейские прошли через сад и остановились перед входом в дом. Тереза отперла, но встала в дверях.

— Не пущу. Хозяина нет дома, я не смогла с ним связаться.