За накрытым в саду столом собралась вся мужская часть большой семьи Самшиевых, а женщины нас обслуживали, что было, на мой взгляд, совершенно несправедливо, но!.. Чужой монастырь он и есть чужой монастырь! Длиннющие кавказские тосты сменяли один другой, вкуснейшее вино лилось рекой, а уж еда была выше всяких похвал. Пир был в самом разгаре, когда на дорожке сада появился высокий красивый полный мужчина с белоснежной шевелюрой в сопровождении двух накачанных парней, явно телохранителей. За столом тут же установилась гробовая тишина, а Нестор Яковлевич, вскочив с места, как мальчишка, и радостно что-то говоря, бросился навстречу гостю. Сидевший рядом со мной Сергей, которому была отведена еще и роль переводчика, тихонько сказал мне:
— Дедушка очень радуется, что к нам такой дорогой гость пришел! Вообще-то, это вещь совершенно немыслимая, чтобы такой человек, как господин Лекоба, к кому-то в гости ходил! Нет! — поспешно поправился он. — Он, конечно, ходит, но…
— Но не к таким простым людям, как вы, — продолжила я.
— Да! — кивнул парень. — Это очень большая честь для нас!
Между тем гость оглядел стол, увидел меня и, поняв, что именно я ему и нужна, направился к тому месту, где я сидела, — Сергея из-за стола как ветром сдуло. Лекоба воспринял это как должное, подошел и сел рядом со мной, а женщины засуетились, ставя перед ним чистую тарелку и кладя старинный рог, который, вероятно, держали только для особо почетных гостей (я сама пила из фужера, потому что мне это было привычней и удобней), что он тоже воспринял как должное и даже не посмотрел в их сторону.
— Здравствуйте, дорогая Татьяна Александровна! — сказал он мне. — Мне брат позвонил и сказал, что его хозяин велел вам во всем помочь. Говорите, какая у вас нужда возникла! Все, что в моих силах, сделаю!
— Спасибо! — сказала я и спросила: — Извините, господин Лекоба, но как мне к вам обращаться?
— Зовите на русский манер Андреем Павловичем, — предложил он. — Ко мне все русские так обращаются.
— Хорошо, Андрей Павлович! — согласилась я. — А дело в том, что я ищу одну девочку. Точнее, я ищу тех, кто знал ее, когда она здесь жила, или ее родных. Правда, я не уверена, что она действительно тут жила, но проверить это все-таки надо. Я думаю, что если в завтрашней газете на первой полосе будет ее большая фотография и объявление, в котором попросят откликнуться тех, кто знал ее или ее родных и близких, за вознаграждение, естественно, то это очень поможет моим поискам. Адрес, по которому нужно обращаться, можно указать этот.
— Будет! — твердо пообещал Лекоба. — Что еще?
— Если такие люди найдутся, то мне потом надо будет проверять те сведения, которые я соберу, — продолжила я. — Встречаться с людьми, которых мне назовут, может быть, какие-то документы из архива поднимать. Вот на первом этапе и все, — закончила я.
— И во всем этом помогу, — пообещал он и, достав из кармана визитную карточку, протянул ее мне. — Что нужно будет, звоните! А сейчас давайте фотографию!
Я отдала ему фото, и он положил его во внутренний карман пиджака. Решив, что наш деловой разговор окончен, Нестор Яковлевич посмотрел в сторону Сергея, и тот, тут же наполнив рог Лекобы, почтительно подал его ему. Нестор Яковлевич встал и, подняв свой рог, вдохновенно начал какой-то тост на абхазском языке. Лекоба равнодушно выслушал все до конца, выпил вина, отломил кусочек лаваша, а потом поднялся и, отдельно попрощавшись со мной, а остальным просто кивнув, ушел. Когда на улице раздались звуки автомобильных моторов, все облегченно вздохнули и опять заговорили на своем родном языке — видимо, обсуждали только что выпавшую на их долю честь. Сергей между тем вернулся на свое место рядом со мной — парадный рог как-то сам собой исчез со стола.
— Мы с тобой завтра утром на базар поедем, — тихонько сказала я ему. — Мне только деньги надо будет поменять.
— Зачем? — шепотом спросил он.
— Багажник затаривать, — ответила я. — Но если кто-нибудь об этом узнает, то дед тебе голову оторвет. Понял? — Видно было, что он ничего не понял, но на всякий случай согласно покивал. — Я буду покупать, а ты — носить. — Тут до него дошло, и он возмущенно вскинулся, но я цыкнула на него: — Тихо! С дедом все согласовано! И молчи об этом, как рыба! Или вы каждый день так едите?
Сергей потупился, недовольно посопел, но смирился, а застолье тем временем продолжалось. Одно блюдо сменялось другим, и в конце концов я почувствовала, что осоловела от еды и питья. Совершенно отупевшая, я сидела исключительно из чувства приличия, понимая, что нельзя обидеть хозяев, которые так старались мне угодить. В результате до своей комнаты я добралась, когда небо уже усыпали звезды, и тут же вырубилась.