«Все объекты разбомбили мы дотла!» Летчик-бомбардировщик вспоминает

Летчики Рудь и Архангельский были назначены командирами звеньев. Когда реорганизация полка была закончена, командиры эскадрилий и летчики стали рваться в бой. Но сейчас были не двадцатые годы, и немцев одним порывом и силой не возьмешь. Нужны были и сила, и тактика. Наша сила была в бомбовых ударах, штурмовых действиях и массировании. А вот с тактикой дело обстояло сложнее. Чтобы разнообразить тактику, надо было мастерски летать и владеть навигацией, а наши молодые летчики и штурманы пока радовались, только когда прилетали на свой аэродром.

Следовательно, несмотря на войну, надо сначала научить их как следует летать, бомбить, стрелять, а потом уже думать о тактике. А чтобы организовать боевую подготовку, пришлось выпрашивать лимиты горючего, разрешение на полеты и начинать летать. Командир корпуса Антошкин поддержал наши начинания и выделил топливо.

Как только летное поле аэродрома подсохло, мы организовали полеты на боевую подготовку и начали интенсивно готовить летный состав к боевым действиям. Командир полка Бебчик убыл в отпуск по семейным обстоятельствам, и всей боевой подготовкой занялся я. Несмотря на очень ограниченные лимиты горючего для самолетов, мы подготовили эскадрильи и полк к боевым действиям днем в простых и сложных метеоусловиях и подготовили пятнадцать новых летчиков к полетам ночью. Всего на боевую подготовку в полку было выполнено около тысячи полетов днем и 659 полетов ночью[145].

Полеты на боевую подготовку мы использовали для сколачивания экипажей, звеньев, эскадрилий и полка, для отработки взаимодействия и управления.

Новые командиры эскадрилий показали себя достаточно подготовленными, волевыми и энергичными. Мало у них было только боевого опыта.

Помазовский, хотя пришел с должности командира звена, подавал неплохие надежды. В свой тридцать один год он был старше своих подчиненных. Очень спокойный и рассудительный, он основательно тренировал летный состав и говорил, что все его летчики, штурманы и стрелки стремятся в бой. Беспартийный Помазовский несколько стеснялся, разговаривая с секретарем парторганизации эскадрильи Лузгаревым. На гимнастерке он с гордостью носил орден Красного Знамени.

Командир второй эскадрильи Никонов хорошо сошелся с назначенным к нему штурманом эскадрильи Рябовым и за полтора месяца подготовил эскадрилью к боевым действиям. С его приходом в эскадрилье стало больше порядка и организованности, но еще не хватало духа боевой дружбы. Опытный боевой штурман Рябов хорошо дополнял Никонова, и Никонов не стеснялся признавать, что у его штурмана значительно больший боевой опыт и владение тактикой. Рябов поддерживал в эскадрилье боевые традиции полка.

16 апреля заместитель по политической части командира полка Куфта попросил построить личный состав полка. Он произнес теплую прощальную речь, в которой сообщил, что убывает из полка, вспомнил успехи и потери под Москвой и Сталинградом. От проникновенных слов и воспоминаний о погибших товарищах многие прослезились. Когда расходились, Рябов сказал:

— Куфта прощался с нами, как Наполеон с гвардией, только не целовал Боевого знамени.

Я ответил, что от нас уходит хороший замполит, много сделавший для полка, при всех свойственных каждому человеку мелких недостатках, но не знал, что Рябов так много знает о Наполеоне.

Рябов, остряк и никогда не унывающий человек, четко представлял себе цели и задачи в войне, свою роль защитника Родины, роль и значение окружавших нас людей. Под внешним легкомыслием в нем скрывался талантливый организатор, отважный боец и очень серьезно и много размышлявший человек.

В мае на пополнение полка из Астрахани прибыла группа девушек-оружейниц. Среди них были Лариса Овражко, Валя Макеева, Надя Гейко, две Ольги Поповых, Лида Клименко, Мария Рыхлеева и Женя Мокрожицкая. Это пополнение было очень кстати, так как всех оружейниц, прибывших в полк весной 1942 года, пришлось из-за интересного положения демобилизовать, и готовить вооружение бомбардировщиков к боевым вылетам было некому.

— Что мы будем с ними делать? — сетовал инженер по вооружению Заяц.

— Они будут подвешивать бомбы и готовить пулеметы, — урезонивал его начальник штаба полка.

— Это я знаю, только надолго ли? — вздохнул Заяц.

Конечно, и Заяц, и все мы знали, что девушки умели ловко подвешивать стокилограммовые бомбы, снимать и чистить тяжелые крупнокалиберные пулеметы и пушки, снаряжать патронные ящики на бомбардировщиках, но, глядя на их талии и хрупкие изящные фигуры, было страшно за то, каких сил требовала эта работа.

Новых оружейниц разместили в одной землянке. Два дня они стирались и гладились, развесив на веревках гимнастерки и женское бельишко, а потом старшина Лариса Овражко с песней привела их строем в столовую. Все девушки были в начищенной обуви, хорошо подогнанных гимнастерках и свежих юбочках до колен.

Летный и технический состав в это время тоже не дремал. Все подтянулись и начистились. Вскоре появились и симпатии между Помазовским и Овражко, летчик Марченко полюбил Надю Гейко, а Архангельский был неравнодушен к Лиде Клименко.