«Все объекты разбомбили мы дотла!» Летчик-бомбардировщик вспоминает

Вошел Михаил Иванович Калинин. Был он очень худой, с лицом зеленовато-серого цвета. Волосы у него спадали на обе стороны головы. Поздоровавшись, Калинин приступил к вручению наград. Первым Золотую Звезду Героя Советского Союза получил Ковпак, и награды были вручены его спутникам. Вручая награды, Калинин каждому находил слова ободрения.

Когда все награды были вручены, слово был предоставлено батальонному комиссару. Он в своем слове благодарил партию, Сталина и Калинина за полученные награды и обещал, не щадя жизни, также громить немецких захватчиков, как их громили.

От этих слов Калинин вскочил с места и начал ходить вдоль стола. Глаза его заблестели гневом, и, как только батальонный комиссар закончил речь, Калинин подошел к трибуне и, обращаясь к награжденным, спросил: «Вы так же будете громить немцев, как их громили? Плохо, очень плохо вы их громили. Немцы окружили Ленинград, их армии стоят под Москвой, дошли до стен Сталинграда и занесли сапог над Кавказом. А вы будете их так же громить, как громили? Над Россией нависла смертельная опасность. Фашистских захватчиков надо громить не так, а в сто раз сильнее, лучше для того чтобы остановить, уничтожить и погнать с нашей земли. Если сегодня я вручаю вам ордена и медали, то не за то, что вы хорошо воюете, а за то, что каждый из вас в этих боях проявил личную храбрость и мужество. А воюете вы очень плохо». И так Калинин сек нас в течение примерно десяти минут. Все опустили головы. Мне хотелось провалиться от горьких, но правдивых слов Калинина. Закончив речь, Калинин предложил с ним сфотографироваться. Сначала с Калининым фотографировались партизаны, а потом авиаторы. Уходили мы после награждения как побитые, но с желанием оправдать доверие Родины и усилить удары по наглому врагу.

Перевооружение наших самолетов на заводе заканчивалось. Закончил и я испытательные полеты на ночном истребителе и результаты доложил инженерам ВВС. Перед отлетом в Тамбов меня пригласили в бухгалтерию завода, где мне начислили за испытательные полеты около восьми тысяч рублей, четыре тысячи получил Желонкин и около двух тысяч — стрелок-радист Наговицин. Эти деньги были большой неожиданностью.

Вернувшись в Орловку в последней декаде сентября, начали интенсивные полеты на боевую подготовку с целью отработки техники пилотирования по приборам днем и ночью, самолетовождения с новым для нас радиополукомпасом и бомбометания с новым бомбардировочным вооружением.

Так как в дырявом бараке в Орловке жить было холодно, 57-й полк перебазировался на Тамбовский аэродром, где личный состав разместили в казармах, и мы продолжали полеты на боевую подготовку.

В конце сентября всему личному составу полка, участвовавшему в боевых действиях летом 1942 года на Юго-Западном направлении, были вручены боевые награды. Всего было награждено шестьдесят пять человек. Ордена и медали вручал первый секретарь Тамбовского обкома ВКП(б). Я получил второй орден Красного Знамени. После награждения личный состав полка вместе с командованием дивизии и представителями обкома сфотографировался на память у обелиска «Кадры решают все». Вечером в столовой был торжественный ужин.

После ужина Журавлев, начистив сапоги и с гордостью поглаживая новенький орден Красного Знамени, сказал Муратову:

— Пойдем к девчонкам.

— Пошли, только берегись! Ирка скажет, что на груди твоей широкой мерцает орден одинокий, — сказал Муратов.

— А про тебя Ленка тоже скажет, что на груди твоей могучей одна медаль висела кучей, — сказал Журавлев.

— Положим, не медаль, а орден Красной Звезды, и надеюсь, что в следующий раз получу орден Красного Знамени, — с обидой ответил Муратов.

— Ладно, не дуйся. Пошли.

В середине октября меня на самолете вызвали в Москву к генерал-майору авиации Судец. Причина вызова была неизвестна. Провожая наш экипаж в Москву, командир дивизии Антошкин инструктировал меня о том, чтобы я не сказал что-нибудь лишнее и не соглашался ни на какие назначения.

Штаб первого бомбардировочного авиационного корпуса находился недалеко от Академии имени Жуковского и размещался в вилле «Черный лебедь».

Генерал Судец принял меня в большом кабинете на втором этаже. У него было лицо запорожца, отражавшее украинские и запорожские черты, властный взгляд черных глаз, лысый череп и зычный голос. Он спросил меня, как идет подготовка новых и старых экипажей. Особенно интересовался результатами бомбометаний с отечественными оптическими прицелами и результатами стрельб. Я доложил ему, что бомбить стали значительно лучше, а стрельб не выполняли, так как для стрельб нет полигона.

— Передайте Антошкину, чтобы немедленно опахали участок местности на краю одного из полевых аэродромов, обозначили цели и чтобы все экипажи отстрелялись как с передних, так и с задних пулеметов, — сказал Судец.

Затем Судец, сообщив мне, что хочет переучиться и самостоятельно вылететь на самолете А-20Б, выбрал меня инструктором и спросил, как, по моему мнению, это лучше сделать.