Все отношения

И хуже всего, страшней всего было то, что он меня в свою практическую литературу уже ввел, что я был на кончике его пера, что даже "теоретическое убийство", которое меня только что удовлетворило, точно бы входило в им предусмотренную схему. И что эпилог, приближение которого я чувствовал, был эпилогом его темы, его сюжета...

43.

Щелкнул замок, дверь открылась.

- Что с вами? Что-нибудь случилось? - спросила Зоя, с порога. - Или это оттого, что я вас заперла, у вас такой вид?

- Нет.

- Отчего же?

Сказать ей в чем дело мне показалось невозможным, и я промолчал. Но так как, раскладывая покупки, она настаивала, то я пробурчал:

- Видите эти папки? Там все написано.

{174} - Папки? Вы их взяли со стола? Я никогда в них не заглядывала. Но знаю, что он иногда писал подолгу, и что это его утомляло.

- И вам никогда не хотелось узнать, что он пишет?

- Иногда хотелось. Но я боялась. Он меня расспрашивал. Он мне даже давал поручения.

- Поручения?

Она взяла папки, и, перебрав их, произнесла:

- Да. Для этой. В ней про вас.

Я прочел надпись, сделанную большими буквами: "Реверендиссимус Доминус". Она же, с испугом, прибавила:

- Эта папка меня притягивала. Но мне казалось, что если я ее прочту, то во мне произойдет перемена. Я никакой перемены не хотела.

Потом, с порывистостью, она выдвинула на середину комнаты один из столиков, сбросила на кровать кипы лежавших на нем рисунков и набросков, постелила белую скатерку, пошла на кухню за приборами. Я развернул пакеты и был неприятно поражен обилием всяких дорогих угощений. Когда мы сели за стол, брови Зои были сдвинуты и она казалась все более и более нервной. Внезапно вскочив, она снова выбежала на кухню и принесла вина. Все это молча. И только выпив первый стакан, залпом, вдруг решившись, - как бросаясь головой в воду, - проговорила:

- Нельзя, все-таки, так долго сердиться за то, что я вас заперла. Попробуйте понять.

- Я понял, я все понял. Не объясняйте. Не думайте, что я сержусь. Я не в своей тарелке, но не потому, что вы меня заперли. Я потому...

- Что вы потому? Вы не кончили.

- Молчание лучше всего.

- Но я все же хочу знать, - сказала Зоя с некоторым ударением на каждом слове, - почему, вернувшись, я не знаю откуда, вы пришли сюда, а не домой? Ко мне, a не к Мари?

- Домой можно вернуться только когда есть дом.

- А сюда?

- Сюда я не вернулся. Я тут в первый раз.

- Но почему же все-таки сюда?

- Из-за вас. Да, да, из-за вас. Не смотрите на меня такими глазами. Из-за вас. Помните, что вы сделали рисунок для моего шоколада с его глазами и улыбкой? Который я забраковал? Несколько пакетов с этим рисунком все-таки успели разойтись. Один такой пакет, залежавшийся, попался мне в деревне, в лавочке. Он меня там ждал, плитка вот такая, в прозрачном футляре и с вашим рисунком. (Я усмехнулся, мне точно стыдно на мгновение стало). Это раз. А второе: не вы ли мне все рассказали про Мари? И о нем? Я и пришел сюда, чтобы с ним рассчитаться.

{175} - Вы хотели его убить?

- Хотел.

В наступившей за этим тишине прозвучали в коридоре шаги, хлопнула дверь, раздался шум посуды, и снова шаги.

- Это сиделка прошла на кухню, - проговорила Зоя, совсем мрачно.

Я смотрел на висевшее передо мной полотно: зеленая лужайка с цветами и бурое пятно. Проследив мой взгляд, Зоя сказала:

- Это вас не касается.

Когда она, вслед за этим, налила себе вина и выпила его большими глотками, я невольно уловил общее с движениями ее матери, напивавшейся в кафе, у железнодорожной будки. мне стало совсем не по себе. Не слишком ли много скрещивалось в этой комнате линии, не слишком ли нагло слетались сюда тени прошлого? Не готовы ли были снова прозвучать застывшие в воздухе слова и жалобы?

- За это, - сказала Зоя хрипло, - вы убить не захотели бы. Я отвел глаза от бурого пятна, от скрюченных пальцев. И так как снова спрятался за молчанием, она добавила:

- А почему вы его не убили?

- Он понял, что я о нем знаю достаточно, чтобы его задушить и что я могу его задушить. Я оставил его в живых, чтобы он об этом думал.

- Но всего вы не знаете.

- Всего не знаю?

- Да. Вы не знаете, например, что после вашего исчезновения он меня посылал к Мари.

- Зачем?

- Чтобы посмотреть, как там все обстоит, и ему рассказать. Он говорил, что если бы не лежал в гипсе, то поехал бы сам, так как ей могут быть нужны его советы и его деловая помощь. Вашей-то ведь больше не было? И он опасался, что без советника ее могут обойти и с фабрикой, и с деньгами, что надо защитить от мошенников и самое Мари, и девочек. И их воспитать. Он еще говорил, что ему представляется случай загладить немного прошлое. И досадовал, что не может двигаться.

- И какая была Мари?

- В первый раз, через неделю после вашего исчезновения, она была... как вам сказать? Она была своей тенью. Мне стало страшно... вот.

Вскочив, Зоя порылась в бумагах и протянула мне набросок.

- Вот, вот, - повторила она.

Я увидал тогда Мари, какою ее могла видеть Зоя, и отвернулся.

- Спрячьте. И продолжайте.

- Продолжать? Хорошо. Я никогда до того Мари не видела. Она меня поразила. Потом меня поразила Доротея, но только когда я пришла в третий раз.